Александр Забусов - Кривич

Прыжком, разогнувшейся пружиной встал на обе ноги. Красота! Тело молодое, сильное, ему только и нужно, чтоб голова варила да подсказывала правильный вариант действия. Рванулся, опередил врагов и тут же почувствовал, что стрелки издалека решили метнуть стрелы на поражение, «зеленка»-то, вот она.

Тормознул по какому-то наитию свыше, стрела хвостовым оперением чиркнула кончик носа. Вот и догнали. Поднырнул под мах стали над головой, при силе инерции пропустил ретивого чуть вперед. Оказавшись за спиной усатого печенежского перестарка с морщинами на лице, ухватил его за шиворот одежды, благо рост позволил, второй рукой за кушак, тушку живым щитом развернул в сторону стрелков. Жалобный вскрик, а затем и хрип выставленного перед собой человека, и сразу навалившаяся на руки тяжесть переставшего дергаться тела, оповестили о скором конце задумки.

— Баловство!..

Отшвырнув мертвеца на грудь подоспевшего последнего из плеяды противника, шуганул в наконец-то вставшие зеленой стеной перед носом кусты. Бежал, оставляя за спиной полосу примятой травы, сломанных веток и обрывков одежды на колючках кустарника и сучках. Пьяным носорогом пропахал борозду в «зеленке», еще и ревом огласил округу, подавая звуковой сигнал. Кровь бурлила по кровотокам, долдонила в виски, нагнетая запредельное давление. В ушах шумело, адреналин плескался через край. Пронесло! Выскочил из капкана, мать вашу! Ищите теперь, хоть раком раскорячьтесь! Здесь вам не там. Здесь не степь, в которой вы короли, здесь лес и он один в нем зверь, остальные «мясо», тушканчики долбанные. Было бы вас поменьше… Становитесь на след, а он его обежит, сделает крюк и так дернет за хвост, что мало не покажется.

Резко «спрыгнув» со следа, пошел по кругу почти бесшумно не оставляя мет о своем присутствии. Сгинул и все, будто исчез. Шебутной и насыщенный событиями день клонился к вечернему завершению. Заслышав передвигавшихся «неводом» загонщиков, полностью утративших контакт с преследуемым, подкатился под пышные ветки сосны, росшей с товарками кучно, словно сорняк из густой травы, на давно не возделанном смердом поле. Пропустил мимо себя людскую цепь, при этом готовый в любой момент ввязаться в смертный бой. Выполз из укрытия и нос к носу столкнулся с отставшим, не очень шустрым и трусоватым степняком. Он был готов к схватке, а печенег — нет. Захлестнувшая шею удавка, произведенная ним из куска волосяного аркана, в зародыше задавила готовый вырваться из горла крик замешкавшегося оппонента. Конвульсивно задергавшиеся ноги, в конце концов, расслабились, просигнализировав о смерти врага. Путь был свободен. Пора отлежаться на одной из оборудованных лежек, а ночью навестить печенежскую засадную периферию, как и планировал с самого начала, навести там «здоровый» шум, угнать лошадей и забиться с добычей в лесную нору. Пришло время встречать товарищей по несчастью, а там и возвращение на Русь организовать, не век же бичевать у стен разрушенной крепостицы.

Ночь пересидели в плавнях, попеременно меняясь на выставленных недалече постах, кормили комарье, гурьбой слетевшееся на запах свежего пота людей и лошадей. Костра не жгли, кожей ощущая возможное присутствие кочевников, из-за этого и съестное подъедали по-походному. Еще до рассвета Удал поднял товарищей по несчастью, заставив их всех выкупаться в прохладной речной воде, смыть пот и обиходить лошадей. Насколько прикинул дед Омыша, выходило, что до родимой земли осталось пройти не так уж и много верст.

По заливным лугам, мимо многочисленных озер, стариц, мимо болот, поросших кустарником и пойменными дубравами, подступающими к самой воде, маленький отряд шел прямиком на север. Все понимали, что преследование обиженная сторона не прекратила.

Снова не длинная южная ночь и снова в седло, и снова скачка, уж слишком велика численность погони позади. Только быстрые ноги коней, да сильное желание увидеть свободными княжество Полоцкое, помогали без скулежа преодолевать опасный путь.

В пойме реки, расширявшейся в этом месте, посланный передовым дозором Сом, первым заметил остров, словно ежик колючками, обросший соснами. Он призывно манил к себе, заставлял всматриваться в яркую зелень кустарника.

— Чего делать-то будем? Мимо пройдем? — заглядывая в глаза Удалу, спросил дозорный.

— А, ну, давай, переправимся на него. Скоро вечер, переночуем там, глядишь, кочевники мимо проскочат. — Озвучил свое мнение Хвощ.

— Мимо может и не проскочат, у них следопыты отменные, а, вот ночевать там, для нас будет вольготнее, чем на берегу, — высказался дед, обратился к молодому лидеру. — Решай, душа моя, только завтрева нам, хош-нехош, а придется переправляться на другую сторону реки. Один-два конных перехода нам степью скакать, и половцев на хвосте тащить. Отдых для всех потребен, вымотались.

— Плывем, Удал!? — подал свой голос Третьяк.

Углеша молчком, взглядом преданной собаки смотрел на негласного старшого. Старшой решился.

— А-а! Была — не была! Пошли.

Оставшись в костюмах Адама, завернув одежду и оружие в узлы и, уложив их, на связанные из веток на скорую руку плотики, вцепившись, кто за седла, кто за конские хвосты, ежась от холода воды, поплыли на остров.

Полоска земли посреди реки была не так уж и велика. Лошадей спрятали в центре лесного массива, расседлали их, пусть отдохнут, намаялись за дорогу. Поснедали, поделились, кому, когда нести охрану и спать. Вырубились.

Молоко тумана по реке втянуло беглецов в себя, эхом пронеслось по стремнине тихое ржание лошадей, понукаемых людьми, заставивших животных вновь пересечь водную преграду. Вот и берег, пологий с минимумом растительности на нем. За узкой полоской деревьев, через стену поредевшего тумана под первыми лучами небесного светила открылась картина бескрайнего Дикого поля.

Ковыльно-кипцовая степь по мере движения по ней, постепенно превращалась в луговую, представляющую ярко-зеленый густой цветущий травяной ковер, в котором главная роль отводилась уже не ковылю. Степные же злаки, хотя и встречались повсюду, забивались луговыми травами. Русичи издалека видели стада тарпанов, сайгаков, куланов и степных туров, своим передвижением беспокоили их, заставляли срываться с мест выпаса и уноситься подальше в сторону.

— Тарпаны, хоть размером и не крупнее домашней лошади, все-таки побойчее будут, — издали глядя на закружившийся, уводимый вожаком табун, просветил Удала дед Омыша. — Степняки их страсть как не любят. А, все потому, что те имеют привычку забегать в домашние косяки, из них отбивать кобылиц и уводить их в степь.

— А сами печенеги разве не так себя ведут, когда набегом на Русь приходят?