Александр Забусов - Кривич

Ведьма! Она ведьма, причем сильная, желавшая, только одного, выпить по капле его жизненную энергию. Красотка еще не осознала, какую тайну она выдала в промежутке между оргазмами, а он не останавливаясь, продолжая пахать познавшее не один плуг молодое поле, размышлял — что же теперь делать с этой ведьмой? Какую пользу извлечь из сложившейся ситуации? Нет! Утром ему придется рвать когти из этого гостеприимного дома. Чтоб постоянно держать под контролем эту бестию, ему понадобится стальная воля и твердый рассудок, чтобы устоять перед ведьминским натиском, не стать ее сексуальным рабом.

— Ку-ку-реку!

Самый первый утренний лучик света пробился в открытую створу окна, упал на материю набитой сеном подушки, он привел девушку в чувство.

— Ой, милый, мне пора.

— Да и мне перед дорогой нужно хоть немного поспать.

— Ха-ха! Какой дорогой? Ты останешься здесь со мной!

— Велизара…

Лицо боярышни словно закаменело, превратилось в маску, наполнилось безразличием каменного истукана.

— Смотри мне в глаза, раб! — голос не дрожал, не казался звонким журчащим ручейком, голос повелевал.

Помимо воли его глаза встретились с ее глазами, зелеными, словно два болотных омута. Ее губы стали нашептывать наговор. Он почувствовал, как что-то липкое, обволакивающее, сначала даже приятное, вползает в его мозг, поглощает мысли и волю. Отвести глаза он уже был не в состоянии. По спинному мозгу, словно ветерком погнало его энергию вверх к голове, оттуда через взгляд наружу. Память подсказала, такое с ним уже было. В сознании все замутилось, как вдруг, будто перещелкнул кто переключатель, он уже понял, что что-то для ведьмы пошло не так.

В голове откуда-то из пустоты отчетливо послышался старческий голос:

— Ой, ты Свет, Белсвет, коего краше нет. Ты по небу Дажбогово коло красно солнышко прокати, от, онука Дажьбожего Влесослава, напрасну гибель отведи: во доме, во поле, во стезе-дороге, во морской глубине, во речной быстроте, на горной высоте бысть ему здраву по твоей, Дажьбоже, доброте. Завяжи, закажи, Велесе, колдуну и колдунье, ведуну и ведунье, чернецу и чернице, упырю и упырице на Влесослава зла не мыслить! От красной девицы, от черной вдовицы, от русоволосого и черноволосого, от рыжего, от косого, от одноглазого и разноглазого и от всякой нежити! Гой!

Две короткие молнии, вместе с покидавшей тело энергией, выскочили из глаз молодого парня, впились в глаза ведьме, все круша на своем пути. Выдох — мгновенный, шумный, всей грудью. Изо рта непроизвольно вырывается звук «Хорс-с!», тело броском с неимоверной силой сгибается вперёд, вытянутые руки почти достигают тела женщины. Взмах руками крест-на-крест и направленный поток энергии от копчика к голове, начинает возврат в исходное положение, в свою очередь, вытягивая назад вместе со своей силой и энергию ведьмы. Велизара забилась в конвульсиях, Изо рта побежала слюна, а по полу растеклась лужа.

— Пожалей…

Он смог услышать просьбу. С большим трудом сморгнул веками, отвел взгляд от колдовских глаз. Во всем теле ощущалась дикая, необузданная сила, словно и не было бурной бессонной ночи. Молодая женщина без сил упала подле их любовного ложа, лежала с закрытыми глазами, отдыхала после всех потрясений.

— Уходи! — приказал он.

— Ку-ка-реку! — вновь вестник зари подал свой голос.

Кое как встав на непослушные ноги, не глядя на своего недавнего любовника, Велизара вышла за дверь. Он не понял, что произошло с ними, но догадался, связь прервалась и теперь уж, не восстановить ее никогда. Откинулся на подушку, смежил веки, бурлившая в нем энергия неохотно отступила в тень.

В комнату, где он квартировал, ворвалось человек пять челядинов, навалились на него, связали крепкой веревкой руки и ноги, а в рот сунули смотанный кусок полотна. Спеленутое тело взвалили на плечи, тихо ругаясь меж собой, потащили на задний двор усадьбы. Во всей этой колготне он разглядел, как принесли его к открытому погребу, а вскоре и на всем организме прочувствовал, что его не развязывая, сбросили вниз, в холодный темный зев.

Поутру к радушной хозяйке явились благодарные гости усадьбы, вчерашние беглецы из печенежского плена. Поклонившись, они попросили отпустить их до дому, ведь им предстоял долгий путь. Весь вид боярышни указывал на произошедшие в ней перемены. Явно хвороба проявилась на бледном лице. Тени под глазами, усталость в голосе.

— Уезжайте хоть сейчас, я вас удерживать не собираюсь, — с доброй улыбкой ответствовала молодая боярышня.

— Спасибо за ласку, боярыня, только Удала своего, мы нигде не видим. Али оставишь его у себя?

— Его я тоже не держу. Сам остаться возжелал. Еще до свету с сотником Хистом к границе со степью отправился. Поклон вам от него передаю.

— Тогда все ясно, матушка. Знать пондравилось ему в твоих владениях. Прощевай и не поминай нас лихом, — отвесил земной поклон дед Омыша.

Когда-то в детстве, отец расправился с одним из недругов своеобразным способом. В одну из ночей он со своими людьми напал на усадьбу боярина Ставра, домашних и челядь побил всех до смерти, а вот самого боярина привез к себе на подворье. Маленькая Велизара запомнила, как связанного по рукам и ногам человека отец словесно поносил, а затем на ее глазах затравил собаками. Зрелище было ужасным. Но отец и дворня получали удовольствие от кровавой казни, созерцая, как безоружного, связанного, мужчину разрывали в клочья свирепые и голодные хищники. Теперь молодая боярышня вспомнила отцовскую науку.

«Ты еще пожалеешь, за то, что унизил меня! Пусть собаки разорвут в клочья твое тело!»

Для травли собаки имелись, хотя в усадьбе они давно в таком качестве не использовались, но видно пришло время им вспомнить сей навык. Эти животные могли выследить и легко догнать жертву, когда это было необходимо. Злобный лай, и острые клыки были хорошим средством психологического воздействия на убегающего пленника.

Когда его, просидевшего связанным в темном подвале вывели на подворье, освободили от пут и сорвали с него остатки одежды, оставив перед челядью обоего полу в чем мать родила, в голову закралась неприятная мысль.

«Будет больно!».

Тело на утренней прохладе покрылось гусиной кожей, «мужское хозяйство» внизу живота, скукожилось до минимальных размеров, вызвав смешки у женской половины населения усадьбы. Челядь воспринимала все происходящее как развлечение, не частое в «медвежьем углу» окраин Руси. Увидав стоявшую на крыльце терема Велизару с непроницаемым лицом, мысль, преобразовалась в подозрение.

«Будет очень больно!»

На подворье выводили на поводках собак, голодные глаза которых пожирали его на расстоянии, а шум, поднятый псиной породой, разносился по всей округе. Сказать, что он не испугался — покривить душой. Добрый десяток разнопородных разъяренных псов, учуяв страх жертвы, рвались с поводков.