Александр Забусов - Кривич

— Он это! — воскликнул сидевший на лавке Славка. — Точно описал византийца.

— Ну-ну! Что еще скажешь? — спросил сотник Горбыль Хлуда.

Этот разговор происходил в светлице терема Гордеева городища. Среди собравшихся, присутствовали: боярыня, восседавшая в монзыревском кресле, Горбыль, Мстислав, в одночасье ставший крепостным воеводой, Славка и, с утра пришедший в городок вместе с семейством, Хлуд.

— В тот же вечер, два стражника боярина Военега, Трут и Умысл, хвастали перед старым Ротаном, тем, что византиец им по пять монет золотом отвалил. За выполнение какого-то дела на ваших землях. В ночь и ушли.

— Какого? — насторожился Горбыль, словно гончая учуявшая запах дичи.

— Об этом не ведаю.

— А, что за люди, эти, Трут с Умыслом?

— Жадные, своей выгоды никогда не упустят, но воины отменные.

— Значит, говоришь, золотом расплатился?

— Да.

— Ну, ладно. Сам-то ты у нас остаешься или виды какие иные имеешь? — задал очередной вопрос Горбыль.

— Останусь, коли в дружину возьмете.

— Из терема выйдешь, у охранника на воротах спросишь, чтоб десятника Судислава указал. Его десяток нынче в состав караула входит, — напутствовал Хлуда боярич Мстислав. — С сего дня у него в десятке служить будешь.

— Благодарствую, воевода.

— Постой, — остановила, готового покинуть светлицу Хлуда боярыня. — Ты ведь жену с детьми привел?

— Да, боярыня, это так.

— А, где остановились?

— Да, пока нигде. Определимся к кому-нибудь на постой, чай мир не без добрых людей. Теперь вот служба есть, прокормимся.

Галина громко хлопнула в ладоши. На ее призыв, из маленькой двери появилась славница.

— Звала, матушка? — с поклоном, приятным грудным голосом, вопросила боярыню.

— Проводишь добра молодца. Там у ворот теремного подворья, женщина с детьми ожидают. Так вот, прогуляешься с ней к Лесавне, скажешь ей, что я велела отдать избу на окраине восточной стены, в пользование этому семейству, да, выдать корову, определить земельный надел, помочь с посудой и домашней утварью. Пусть сена для коровы завезут. Семенами для посадки, чтоб наделить не позабыла. Поняла ли?

— Все поняла, матушка. Все сделаю и передам.

Потерявший дар речи Хлуд, смотрел во все глаза на боярыню, от волнения позабыв слова благодарности. Такого просто не могло быть.

— Что-то еще, Хлуд? — обратилась к нему боярыня.

— Благодарствую, матушка! — только и смог произнести воин, поклонившись боярыне в пояс.

— Приятно, Галка, почувствовать себя Санта-Клаусом? — хитро улыбнулся Горбыль.

— Ты, Саша, заканчивай шутки шутить. Делом займись. Два отморозка вот уже который день нашу землю топчут, а мы об этом ни сном, ни духом. Что думаешь делать? — спросила боярыня.

Сразу посерьезнев, Сашка ответил:

— Да, делать-то ясно что. Ты вот, Мстиша, — обратился он к Мстиславу, — усиль-ка наряды, особое внимание обрати на иногородних. По лесу-то эти кадры ходить не будут, в лесу им делать нечего, разве, что ночевать только. Я же весь свой вороп на пятерки разобью. Кого в засаду посажу, кого по деревням отправлю. Сам к бабке Павле поскачу с пятеркой бойцов, может она, что знает, если нет, может у лесной нежити, что спросит. Короче, никуда эти сволочи от нас не денутся. Справимся.

— Вот и займись этим, — кивнула Горбылю Галина.

— Слышь, хозяйка, чую пригляд за избой нашей. Глазом недобрым смотрят, подлость зробить хочут, — маленький человечек в расшитой рубахе, подпоясанной бечевой, с ухоженной бородой на лице, стоя у печи, невероятно сочным баском поделился с ведуньей своими выводами. — Трава еще не везде проклюнулась, а так бы у лугового спросили, хто энто за нами погляд ведет. И, ведь чую, недалече вражье око.

Из-за печи появилась Востуха — водимая домового.

— Никак, хозяйка, нас тати снова грабить пожаловали? — забеспокоилась мелкая берегиня домашнего очага и хозяйства.

— Сейчас поймем, откуда ветер дует! — успокаивающе, произнесла бабка. — Ты, Олена, сиди в избе, не вздумай выходить, чтобы не случилось. Поняла?

Ленка, сидящая за столом за разбором сухих прошлогодних трав, не сразу и въехала в разговор домашней нежити с бабкой, увлекшись работой.

— А, что такое, бабуля?

— Я, говорю, сиди за столом, работай, из избы не выходи.

— Хорошо.

Остановившись перед дверью, ведунья на миг призадумалась. В это время, хвостатый, черношкурый бандит, кот Игрун, соскочив с Ленкиных коленей на пол, подбежал к бабкиным ногам, заурчав, стал тереть загривок о них. Не обращая никакого внимания на животину, Павла зашептала заговор:

Ленка с интересом наблюдала, как вокруг бабкиной фигуры образовалась энергия, обволакивая ее, словно в кокон. После заключительных слов наговора, кокон распался, и оболочка его втянулась в левую руку ведуньи. Оттолкнув от себя входную дверь, бабка Павла шагнула на улицу и тут же, невидимая сила отбросила ее тело назад в избу. Бабка из последних сил выбросила в открытую дверь накопленный сгусток энергии и он, расправившись в дверном проеме на сформированный Павлой фантом, метнулся прочь от раскрытой настежь избы. Дубль черного кота и ведуньи споро мчались через поляну к лесным зарослям. Со стороны луга, ближе к противоположным от избы деревьям, послышалась ругань:

— Трут! Увалень косорукий, ты промазал! Стреляй же, стреляй! Уйдет.

Послышался шелест пущенных стрел. Ленка, стоя у открытой двери, видела поднявшегося с земли воина, громко ругавшего напарника, видела тень бегущей бабки Павлы, через которую насквозь пролетали стрелы второго, невидимого ею человека.

— Дочка, закрывай скорее дверь на щеколду, — проскрипел из-за спины голос ведуньи. — Эти тати нас не грабить, а убивать пришли.

Ленка на автомате потянула на себя дверь, закрыла ее, поставила деревянную щеколду на стопор.

«На долго ли выдержит? Если два здоровенных лба возьмутся ее ломать», — подумала девушка.

Обернувшись к бабке, ужаснулась. Та лежала на полу, привалившись плечами к стене печи. В правой груди торчала черная стрела, оперенная перьями серого цвета.

— Бабушка, — склонилась она над ведуньей. — Бабушка, что мне делать? Ты только не умирай, — запричитала над раненой. Все навыки, заложенные в нее знахаркой, сразу куда-то выветрились. Рядом с Ленкой, застыли столбами представители маленького народца, домашняя нежить, уставились на бледное лицо хозяйки.

Между тем, с улицы раздавались непонятного происхождения звуки, завершившиеся отборным русским матом, потом ненадолго все стихло. Снова послышался людской говор и звуки издаваемые лошадьми. В дверь громко затарабанили и Ленка, узнав голос Горбыля, с радостью бросилась откидывать щеколду.