Александр Забусов - Кривич

Ожидающий результатов Горбыль, стоя у резной теремной лестницы, во всю отмахивался от пернатых. Болотные комары совсем озверели, тучами мессершмидтов налетели на пропитавшегося потом Сашку, норовили влететь в ноздри и рот, забраться в глаза. Он, как мог, отмахивался от них, потихоньку зверея и сам, нагревался до белого каления.

Колдун, по возрасту был и сам не старше Сашки, поэтому не стал сразу брать пришлых в оборот. Скучно! Можно сказать, в жопе еще играло детство. Живя на болотах, так мало развлечений. Жаль конечно, взлелеянной стаи волкодлаков, но за три года, они здорово наскучили ему, надо придумать что-то новенькое, веселое, очень неприятное для людей. От болотной нежити он колдонул весь остров и она его больше не допекала, сосуществовали, не вмешиваясь в дела друг друга.

Полесун с интересом рассматривал юнца делающего обход у крайнего стога. Как раз пятым стожком был он, иллюзия делала его неотличимым от остальных натуральных. Парень остановился в шаге от него, держал клинок в правой руке, прикрыл половину груди круглым щитом.

— У меня чисто, Кветан, — подал он голос, обернувшись к конюшне, оставляя за неприкрытой спиной свою смерть.

— Добро, Хран! — откликнулись в ответ.

Полесун сделал шаг к воину, левой рукой облапил его вокруг груди, ухватил за плечо, правой зажал рот, дав возможность повести подбородком влево. Резкий рывок в сторону. Хруст! Тело человека безвольно оседает под своей тяжестью на землю. Наклонившись над ним, колдун присмотрелся к мертвому юноше. Распрямился над телом уже живой Хран, один в один, похожий на лежащего мертвеца. Примерившись, забросил убиенного на плечо, прошел к избушке-нужнику, открыл дверь и пропихнул в отверстие ямы свою жертву. Вернувшись, подобрал саблю и щит, двинулся к конюшне, веселье переполняло его. Совсем не жалко оборотней, потеха стоила таких потерь. Нет, надо остепениться. Не все сразу. Чашу веселья надо пить по капле, не пьянея от крови. Надо посмотреть на всех со стороны. Это не зрелые рассудительные вороги, это дети. Как же все-таки весело.

На улице окончательно стемнело. Воины, с неутешительными вестями, группками подходили к сотнику. Сашка присмотрелся. Все!

— Идем в дом. Может он там, — распорядился Горбыль. — Осветите все комнаты, шерстите второй этаж. Я закрою входную дверь, обожду всех в горнице.

Реалии десятого века, однажды преподала ведунья Павлина. Сашка прослушал многочасовую лекцию с вплетенным в нее узором примеров из жизни, слухов и небылиц. Переварив информацию, на следующий день, приехав к деревенской знахарке, еще много часов задавал ей вопросы, скрупулезно фильтруя ответы. Сейчас он решил испытать, так сказать, одну из домашних заготовок, припасенных к случаю.

Пока все, топая по лестнице, потянулись наверх, Сашка из носимого на поясе замшевого кошеля достал пузырек. Он привез его много лет назад из Доростола, с тех пор ни разу не открывал, но всегда носил при себе. Быстро вскрыв пробку, извлек из ножен боевой нож, обильно, не жалея содержимого пузырька, облил и клинок и рукоятку свяченой в Доростольской православной церкви водой. Скорым шагом, войдя в горницу, сразу направился к деревянному столу, огромных размеров. Присев, подлез под него, с размаху всадил освященный клинок под столешницу.

«Вот так! А, теперь будем поглядеть».

В горницу гомоня и споря всей толпой, ввалились юнцы, с горящими свечами в руках. Сашка и сам, пока ожидал парней, зажег в помещении найденные в нем восковые свечи.

— Нет никого, батька, — за всех доложился Кветан.

Горбыль вновь пересчитал всех. Все на месте. Хорошо! Поднялся с лавки, руками раздвинув в стороны военных. Прошел за дверь. Гаркнул снаружи:

— Как, это никого? А это, что х..?

На возмущенный голос начальника, из терема как ошпаренные выскакивали бойцы.

— Раз, два…, девять, — посчитал Горбыль. — Кветан, кого нет?

— Все здесь.

— Не торопись. Как следует, глянь.

— Храна нет.

Горбыль не торопясь поднялся по ступеням к открытой входной двери, заглянул внутрь. Из терема на него смотрел Хран, непонятливо хлопая глазами.

— Пацана куда дел? — спросил тихим голосом Сашка.

— Батька, я…

— Ну, выйди ко мне.

Полесун уже понял, что его провели как несмышленого мальчишку. Лицо Храна смотрело на Горбыля чужими, пылающими ненавистью глазами, в которых одна за другой, читались мысли, направленные на то, как вырваться из капкана.

— Вот видишь выйти-то ты и не можешь.

— Я прокляну тебя самым жестоким проклятием. Я уничтожу вас всех! — заревел колдун.

— Пустое. Сидя в тереме, ты не можешь причинить нам вреда.

Молодые воины с удивлением смотрели на перепалку сотника с их товарищем. Не понимали, что же случилось. Сотник спустился на землю, устало произнес:

— Парни, поджигайте терем с четырех углов. Пусть он сгорит, дотла очищая нашу землю от колдуна и его чар.

Пламя заполыхало, пожирая сухую древесину, пробегая по сторонам, соединялось в общий костер. Русичи молча смотрели, как в окнах мелькала тень совсем не похожая на Храна. Треск пожарища подстегнутого порывами непонятно откуда вдруг взявшегося ветра, эхом разносился в ночи. В освещенном проеме двери возник незнакомый человек.

— Слышишь меня, сотник?

Сашка промолчал, говорить с живым покойником не было ни какой охоты.

— Вы все равно не покинете остров. С моей смертью, колдовство исчезнет, и сюда ринутся сотни ночниц, выползет болотная нежить. Я жалею только об одном. О том, что не увижу, как вас будут жрать живьем. Аха-ха-ха-ха!

Сашка сплюнул под ноги.

— Ну, что за жизнь пошла, ни минуты покоя нет. Родина требует героев, а гм, рожает вот таких вот уродов. Квет!

— Я, батька.

— В конюшне лошади есть?

— Десятка два в стойлах стоят. А, что?

— Все к конюшне. Этот засранец прав. После того, как он сдохнет, туго нам придется. Ищите лопаты и заступы, окапывайте конюшню по кругу.

Разделившись, бойцы под освещение горевшего дома, пары зажженных факелов и полной луны, рьяно бросились отбрасывать дерн на сторону, окапывая по кругу конюшню.

— Все, — запыхавшись, доложил Кветан. — Круг есть.

— Все внутрь.

Горбыль не поленившись, прошел по всему кругу, проверяя, нет ли где разрывов. Достал из пришитого к подкладу кармана листок бумаги, с надиктованными бабкой Павлой текстами заклинаний.

— Та-ак, не это, не это. Вот, оно.

Сашка вздохнул, посмотрел на небо, увидел, как серебрятся в ночном небе облака под светом луны.

— Прости меня Господи, будем надеяться, что поможет.

Вошел в круг и монотонно стал зачитывать наговор:

— Небу синему поклонюсь, реке улыбнусь, землю поцелую, в росе умоюсь, Срече порадуюсь. Доверюсь вам во всякий день и по всякий час, поутру и повечеру…. Поставьте вокруг меня тын железный, забор булатный, от восхода и до заката, от полдня и на полночь. Пусть вырастет он до небес…. Оградите сварожичей от нежити и нечисти, от черного и белого, от русого и двоезубого, от троезубого, от одноглазого и красноглазого, от косого и от слепого, от всякого ворога, по всякий час. А, с поставленного забора, всяк не добрый взгляд соскользнет да назад не воротится.