Александр Забусов - Кривич

— Где же народ? — обернулся Монзырев к одному из своих начальников подразделений. — Не могли же их всех печенеги угнать. Что за хрень такая?

Словно услыхав его вопрос, к Монзыреву подскакал Замята.

— Есть живые, боярин! — выкрикнул он на скаку. — Там в березовой роще капище у них.

— Где?

— Да, за деревней же.

— Сотникам, распределить бойцов по селенью. Ну, поехали, глянем.

Соскочив с коня перед тропинкой, пролегавшей между красивых стройных берез, ровнехоньких как на подбор, Анатолий углубился в лес. За ним по пятам, следовал Мишка и еще полтора десятка воев. В воротах капища, рядом с двумя дружинниками, стоял худой, жилистый и длинный, как жердина, седой старик в белом, расшитом красными нитями, плаще, седая борода и усы его спускались пониже груди, глаза незнакомца выцвели, и их цвет определить было трудно. Старикан обеими руками опирался на посох напоминавший не то сучковатую палку, не то длинный корень неизвестной породы дерева.

Увидев подходившего Монзырева, старец слегка выправил свою сутулую фигуру, взгляд пристальный, колючий, несмотря на доброе лицо в глазах льдинки и вместо «здрасте» спросил:

— С чем пожаловал?

— А, вот мимо проезжал, гляжу, селище, заглянул — пустое. Может, думаю, печенеги пошалили уже. Ан, нет. Просто смерды ушли побросав свою рухлядь.

— Ну, положим не всю. Предупредили нас, вот и ушли все в лес, с собой скотину забрали, кое-какое добро.

— А, ты чего же?

— Не пристало мне, служителю богов, от поганых бегать.

— Кому твои родовичи поклоняются в первую голову?

— А, тебе зачем?

— Да так, из любопытства спросил.

— Из любопытства, да-а! Сами-то к кому прислонились, и вообще откуда будете?

— В пограничье живем, на реке Псел, а веруем в богов славянских — Сварога, Перуна да Велеса.

— Из Гордеева городца мы, — вставил Мишка свой алтын, стоя рядом с Монзыревым.

— Слыхал. Вестимир у вас волхвом. Зимой с ним виделись. Ну, заходите, коли свои. Богов почтите.

— Зайдем. Звать-то тебя как?

— Святогором.

— Ты смотри, прямо витязь былинный.

— И в княжеских гриднях в свое время хаживал.

Переступив черту ворот, Монзырев в сопровождении волхва и Мишки, оказался за частоколом капища. Дружинники, не став мешать своему боярину, остались за внешним забором. Первое, что увидел Анатолий, был высокий дубовый столб, потемневший от времени и непогоды; венчался он, подобием человеческой головы, грубо вытесанной топором. Земля под ним обильно полита почерневшей запекшейся кровью жертвенных животных. Рядом стояли идолы поменьше, такие же почерневшие со щелястыми лицами. Святогор глянув на озадаченное лицо Монзырева, пояснил:

— Велес!

Лицо боярина разгладилось в улыбке.

— О-о! Старый знакомец. Мишаня. Быстро вина сюда, три кружки и закусь, мухой!

— Сделаю, батька!

— Бегом!

Пацан выбежал из капища, словно за ним гнались вороги, своим видом чуть не напугал воинов, ожидающих вождя. Пробежал тропою в деревню, где стала на постой и отдыхала дружина.

Воинский стан расположился рядом с околицей, в нем не было шатров, не видно было и котлов для приготовления пищи. Дружина шла налегке. Воины нанизав разрубленное мясо на прутья, жарили его прямо на углях, каждый для себя, но не забыв и про своего боярина. Подбежав к своей лошади, юноша отвязал от седла бурдюк и котомку возимую всегда с собой. Окликнув неподалеку расположившихся родичей:

— Парни, там боярину кусок жареного мяса понадобился, богам в капище требу принести хочет. У кого готово уже?

— Иди, забирай, Михайло, — откликнулся один из десятников.

В это же время в самом святилище, Монзырев не обращая особого внимания на волхва, подошел к дубовому истукану поближе, заговорил с ним.

— Здрав будь, Велес Корович. Вот и свиделись. Спасибо за помощь.

Святогор не мешая общению с Высшим Богом священного места северян, молча стоял в стороне, ненавязчиво прислушиваясь к словам главы прибывшей дружины. Он отметил про себя какую-то неправильность в поведении чужака. Человек общался с богом, словно считал его равным себе.

Прибежал, запыхавшись от бега юнец.

— Вот! — протянул он бурдюк и, открыв котомку, выложил на тарелку лепешку, еще горячее мясо и сыр.

Монзырев сам извлек деревянную пробку из горловины бурдюка, налил в кружки пахучее ромейское вино, покромсал мясо и сыр ножом, подвинул тарелку со съестным чуру.

— Трапезу-то с нами разделишь? Или односторонне мне с тобой общаться прикажешь? — спросил, глядя вверх на вырубленные контуры деревянного лика божества.

Опешивший от такой наглости служитель культа хотел, уже было, открыть рот и высказать свое возмущение непочтительным поведением пришлого в святое для жителей селения место, когда с удивлением увидел, как дубовая колода Велеса исчезает за плотной туманной дымкой, пространство вокруг нее заметно спрессовалось в тугую пелену серого цвета. Взявшийся вдруг ниоткуда поток ветра, задев самым краем лица присутствующих, резким порывом обрушился на туман, сдув его в один миг, проявил на месте исчезнувшего в небытие истукана крепкого седобородого мужика в белой полотняной одежде, подпоясанного широким ремешком из бычьей кожи.

— Ве-е-елесе! — восторженно пролепетал старый волхв.

— Развлекаешься, смертный? — грозно спросил появившийся из тумана бородач. — Бога от дел отрываешь?

Услышав, предъявленное не ему обвинение, волхв пал ниц перед стоящим в трех шагах богом.

— Тебе мольбы и требы воздаем, тебя почитаем превыше других. Прояви милость к детям твоим. Радуемся уже тому, что есть ты у нас, великий боже. Если обиды в чем есть, прости, исправим все. Принесем жертвы великие от всего корня северянского.

— Вот, смотри, как с богом разговаривать потребно! Сейчас разгневаюсь, лишу тебя покровительства своего. Как жить дальше будешь?

Монзырев неспешно стал на колени, припал ладонями к траве, ударил слегка лбом землю и заголосил, перекрывая стенания волхва:

— Прости, великий и могучий! Раба своего тупого, прости! От скудости ума произошло сие. Прости, сирого и убогого. Знаю силу твою, боюсь тебя.

Мишка глядя на то, как Монзырев унижает себя и возвеличивает стоящего перед ним, тоже брякнулся на колени, опустив голову, исподлобья наблюдал за Велесом.

— Не юродствуй, боярин. Хотя-а, — славянский бог, будто в раздумье почесал пятерней шею под окладом бороды, изрек, — уже лучше.

Вдруг Монзырев, как ни в чем небывало поднялся с колен, демонстративно отряхнул их ладонью, встал спокойно напротив бога.

— Ну, что, полегчало, Велес Корович?

— Николаич, я тебя точно когда-нибудь прибью.

— Ну, это твое дело. На то ты и существо высшего порядка.

— Рассуждаешь как последний безбожник.