Александр Забусов - Кривич

«Рыба играет, что ли?», — подумал он, приглядываясь к речной воде, на которой уже не так явно просматривался след звездной дорожки по водной ряби.

— То ты там, батька? Никак окунуться собрался? — послышался тихим шепотом вопрос караульного с берега, приглядывающего за противоположным берегом.

— Я, Борибой, не отвлекайся на меня, делом занимайся.

— Ты б не лез в воду. Не ровен час мавка якая, в омут утащит.

— Ага, сидит в воде и ждет, когда Сашка Горбыль голую жопу засветить надумает. За противоположным берегом лучше смотри.

Стараясь не шуметь, медленно погружался в реку, чувствуя, как ступни ног зарываются в мягкое, скользкое, илистое дно. Сделав лишний шаг и, тут же ушел под воду с головой, глубина у самого берега оказалась на удивление большой. Появился на поверхности воды, отфыркался, вытерев ладонью стекающую на лицо с макушки воду:

— Ф-ф-ух!

И тут же услышал тихое хихиканье из камышей по левую сторону от того места, где он вошел в реку.

— Ну, и кому там не спится в ночь глухую?

— Хи-хи! — тихий плеск уже ближе к месту купания.

В двух локтях от него, из-под воды, появилась прелестная головка купальщицы. Даже ночью можно было заметить роскошные русые пряди волос.

— Здравствуй, добрый молодец.

— Оба-на-а! И тебе не хворать, красавица. Я, че-то не понял, тебя-то каким ветром сюда надуло?

— Отчего же ветром, и вовсе даже не ветром, а течением принесло. Дом у меня неподалеку отсюда. Хочешь, сплаваем, покажу?

— Угу-у, щаз-з! Потом ты скажешь, что ты мавка речная, да? — вспомнил Сашка предупреждение караульного. — Познакомишь с папой-мамой и я, как честный человек, должен буду на тебе жениться. Так?

— Ха-ха-ха! — разлетелся легким колокольчиком девичий смех над гладью воды. — А, ты смешной. Ну, все равно, не угадал. И, вовсе я не мавка, да и нет их, мавок то здесь поблизости, эти воды я охраняю. Берегиня я речная — русалка, по-вашему.

— Вот так, прям и русалка, ни больше, ни меньше?

— Да, витязь. А, ты никак забыл, какие дни сейчас наступили?

— Ну, летние, теплые.

— Ха-ха! Ну, точно забыл. Первый месяц лета, его третья седмица наступает, русальная неделя. А, сегодняшний день, так смертные и вовсе называют — русалкино заговенье.

— Во как, скажи, пожалуйста. Так, ты, чё, и правда русалка что ли?

— Хи-хи-хи! Ну да.

— Ну, и чего ты от меня хочешь, русалка?

— Странный вопрос задаешь, молодец. Али я тебе не по нраву?

— Ясно, значит, насиловать будешь, — обреченно выдал Сашка. Толи от холода, толи от напряжения и встречи с неведомым, его стало колбасить, зубы отстукивали бравурный марш. Если бы мелодию Сашкиного отстукивания зубами можно было переложить на ноты, вышло бы, что-то типа: «Мы, красные кавалеристы и трам-там…». Сравнение с маршем Первой конной даже подбодрило Горбыля.

Однако девица, одарила его улыбкой в пять сольдо:

— Ты, меня опять с мавкой спутал, а мы с ними как раз полные противоположности, я берегу, мавка — убивает. Разницу, ощущаешь?

— Ага, значит изнасилование, отменяется. Уже хорошо.

— А, по доброй воле?

— Значит, отменяется, но не совсем.

— Что, совсем меня не хочешь? Ты, только посмотри, как я хороша.

Над водой, по самые бедра, поднялась обалденно красивая молодая женщина, с полной, великолепно развитой грудью и умопомрачительной бархатистой кожей, серость, наступившего раннего утра, дала отчетливо увидеть все это.

— Ага! Значит, совсем не отменяется.

— Ха-ха-ха!

— Ты, с кем там говоришь, командир? — совсем рядом от берега, послышался вопрос Людогора.

— Все в порядке, Людогор, это я знакомую встретил.

— Ага, стало быть, я тебя здесь подожду. Выходи, небось замерз совсем?

— Сейчас выйду.

— Ха-ха-ха! — серебристый колокольчик девичьего смеха уперся в Сашкину грудь. — Что молодец, сбегаешь?

— Да, пора уж на берег, подзамерз я с тобой базарить. Да и зачем я тебе сдался? Красавца нашла, приглядись получше, глядишь сама сбежишь.

— Не сбегу, — обняла Сашку, прижалась к нему всем телом в воде. Сашка почувствовал как, несмотря на холод речной воды, предательски стала восставать плоть.

— Ну, чего ты там застрял, батька?

— Да, иду уже.

— Хи-хи-хи! — прошелестел смех в самое ухо. — Запомни, смертный, Милоокой меня величают. Я тебя сама найду и ребенка от тебя рожу. Я так решила.

Обалдевший Горбыль, ничего лучше не придумал ответить, как сам спросил враз изменившимся «дубовым» голосом:

— Слушай, а хвост-то твой где? Должен ведь быть.

— Ха-ха-ха, — уже не скрываясь, смеялась русалка. — Зовут-то тебя как, суженный мой?

— Сашкой.

— Ты совсем не знаешь, с кем тебя судьба свела. Мы, русалки, существа ясновидящие, Светлые Вещие Девы, несущие и берегущие жизнь. Я прошу тебя, любый мой, не ходи поутру на левый берег, добирайся домой по правому. На левом тебя вороги ожидают, пойдешь — пропадешь. Кто тогда отцом моего ребенка будет? И, еще, пойдешь по правому берегу, через два дня встретишь своего боярина с его дружиной. А, хвост рыбий, у меня появляется, когда он мне нужен бывает. Иди, не забывай, свою Милооку.

— До свидания, Милоока. Ты как найдешь-то меня?

— Ярило поможет, ему мы русалки подвластны, ему и отцу его Велесу.

Секунда и дева отстранилась от Сашки, страстно поцеловав на прощание в губы. Ушла под воду и, на мгновение ему показалось, что на поверхности промелькнул плавник хвоста огромной рыбины.

— Ни хрена себе, выкупался, называется. Одно радует, не изнасиловала, целкой остался. Ф-фух!

Побрел к берегу, к ожидавшему Людогору.

Всю ночь дружина Монзырева, состоявшая из своих и жителей северянских селищ посаженных на печенежских лошадок, провела в седлах. На рассвете отряд добрался в междуречье рек Псел, Северский Донец и Оскол. Через этот треугольник печенеги обычно и гнали свои обозы с награбленным рухлом и полоном. Здесь, в этих местах, можно было ставить камень, воспетый в былинах, слегка подправив текст: «На север пойдешь — на Русь — матушку придешь, на юг поскачешь — в землях Хазарского Каганата пропадешь».

— Боярин, за леском деревня северянская должна быть, — подъехал к Монзыреву Ставка, ему доверили быть старшим у северянских воев. — Рыбным прозывается. Коли поганые не сожгли, можем в ней и на постой стать?

— Рыбное. Значит, на реке стоит? Так ведь?

— Ну, да. Ваш Псел, где-то в этих местах свое начало и берет. А, мы сейчас в коридоре меж реками находимся, где печенежья тропа пролегает, и купцы свои корабли с товаром с реки на реку перетаскивают.

— Веди, Ставка, в Рыбное, глядишь, уцелело оно, тогда там и свою базу организуем.

Версты через четыре, обогнув опушку лиственного леса, издали приметили небольшое село десятка на три халуп. Андрея с его воропом и Ставку, Монзырев отправил в селище на разведку. Вернувшийся назад Ставка доложил: