Сергей Смирнов - Цареградский оборотень. Книга первая

Воин с детства знал сына князя-воеводы Хорога, ждал его возвращения из далеких, изобильных чудесами земель, и обрадовался, увидев его, так, как умеют радоваться только малые дети и собаки. Но теперь он видел или чуял, как собака, того второго , кто родился в самом Стимаре, пока Туров княжич жил в золотой клетке, повешенной посреди Царьграда на вечно плодоносящее древо. Глаза того второго были повернуты внутрь зрачками — вот чего так испугался воин. Он подумал, что второй вошел в княжича на чужой земле, стиснул руками его душу и теперь, пятясь, пришел на северскую землю, чтобы продать схваченную живую душу подороже.

— И говорю ныне не так, как северцы? Верно, Брога? — воспросил княжич, пережидая с прямым ответом, чему также научился в Царьграде.

— И говоришь не так, — кивнул воин. — Будто камешек гладкий под языком держишь.

— Так ведь и собака, если с неделю на чужом дворе костей погрызет, потом месяц-другой у себя дома на чужой лад брешет, верно?

— Верно, — качнув головой, признал Брога.

Воины, возвращавшиеся по осени с Дикого Поля, потом до самых зимних братчин пришепетывали. В их голосах посвистывали степные ветры и слышался отдаленный клекот стервятников.

— И не хром теперь, каким уродился, так?

— Верно, княжич, больше не припадаешь ты на левую ногу, — подтвердил Брога, немного ободряясь таким разговором.

— Лекари добрые были, верь — не верь, Брога, — ответил княжич и соврал, применив одну из сказок, что завозили на своих лодьях ромеи: — Добывают они в дальних горах помет птицы Семург. Вот и распарили мне ногу в горшке с таким пометом, а потом растянули роговым луком вместо тетивы. Что еще не так, Брога?

— Все бы так, да смотришь не так, княжич, — сказал воин, все еще с опаской выдерживая взгляд старшего побратима. — Будто видишь при мне свое, потаенное… а не говоришь.

— Нечисти во мне страшишься? Сомневаешься, не блазно ли в себе принес?

— Сомневаюсь, княжич. — Брога глубоко вздохнул и крепко уперся ногами в землю. — Уже все слово на тебя перевел, какому старыми учен.

«Из рода в род привыкли храбро мечом махать, да всякого куста боятся, — подумал о своих по-ромейски княжич. — Во всякой луже для них бог, во всяком тумане — темная сила… А меня крест хранит. Теперь всякому докажи, что не покойник. А ведь спроваживали не по моей воле — как хоронили. Родова… Чего ж хотят?»

— Верно, Брога, ты первым признал, — сказал он и положил руку на плечо воину; тот собрал силы и не дрогнул. — Вижу и свое, потаенное. Только ныне сразу сказать не могу… Но придет день — скажу. Тебе первому и скажу.

«И как сказать — еще не знаю. Разве скажешь сразу, как кир Адриан учил говорить? Так вот, как рожном ткнуть — нет никаких ваших богов, а только одна темная сила, дьяволом как блазно и насылаемая. И в туче громовой нет никакого бога, а та же сила тяжкая без души и разумения, и можно заговорить ее и даже устрашиться ее не великий грех, а только почитать эту силу, будто князя живого, да кланяться ей — если по истине, то так же зазорно, как кланяться безродному степняку или броднику [23] Бродники (бордники, продники, бронники) — этнически смешанное население побережья Азовского моря, нижнего Дона и Днестра в XII–XIII вв. По всей вероятности бродники были тюрко-славянского происхождения, по другой версии ираноязычные. Есть мнение, что в состав бродников могли входить остатки разрозненных хазар и булгар, а позже огузов. Бродники не оставили о себе ни материальных, ни письменных следов, это затрудняет их этническую идентификацию. Византиец Никита Акоминат в своём Слове в 1190 году утверждал: «И те бродники, презирающие смерть, ветвь Русских». . Оттого-то, от поклонов этих и водятся колдуны по свету, от поклонов рабских набираются черной силы, которой живого нетрудно согнуть и ослепить, как мертвого.»

— Вот, княжич, теперь-то и глядишь ты на меня… будто слепой волхв, — тихим голосом выговорил воин.

— Польстил, Брога, — с усмешкой отозвался княжич. — Нынче же проверим по-твоему. Вспомни-ка, где-то тут у тебя ближайшая осина стоит.

И воин под рукою княжича как будто врос в землю разом на целую пядь. Колени у него ослабли.

— Помилуй, княжич! — еще тише выговорил он. — Так ведь только мертвеца заложного …

— Неволить не стану, если далеко ходить, — поспешил ответить сын туровского князя, и, теперь уже сам вздохнув с облегчением, безо всякого труда вытащил воина из земли. — А твой, который не заложный, а засапожный, верно, ближе осины. Достань.

Слобожане всегда хвалились своими высокими, почти до колен, остроносыми сапогами из мягкой кожи, подсмотренными у варягов. За голенищами своих сапог держали узкие и длинные ножики, обернутые берестой.

Воин достал свой и протянул черенком вперед.

— Сам проверишь, Брога, сам. — Не убирая правой руки с плеча воина, княжич левой отпустил тесьму на правом запястье и оттянул рукав до локтя. — Хорошо точил, Брога?

— Добро, княжич, — кивнул воин, глядя на его жилы и на знакомый, ныне уже еле заметный рубец. — Еще не портил. Знак вижу… иного не нужно.

— Режь Брога. Режь, как тогда. Режь ныне прямо по нашему знаку.

— Велишь, княжич?

— Велю, как своему молодшему.

Брога, быстро облизав лезвие с обеих сторон, скользнул им по старому рубцу и сразу перехватил нож в левую руку, чтобы правую подставить под разрез.

Кровь часто закапала на его ладонь.

— Какова, Брога?

— Живая, — ответил воин. — Тепла.

— Попробуй.

Тогда воин, сжав руку в кулак, подставил под алую капель тыльную сторону кисти и, немного подождав, своим быстрым собачьим языком принялся слизывать княжескую кровь. И пока собирал он кровь, пятилась его кобыла, толкая задом жеребенка, а от сырой травы у ног воина начал подниматься пар.

— Живая, — шумно вздохнув, радостно изрек воин. — Солона… Нынче же силы прибавится у меня, княжич, девать станет не ведомо куда. Только к тебе на службу идти… хоть смердом… или уж бродником на Дикое Поле [24] Дикое поле (укр. Дике Поле) — историческое название неразграниченных и слабозаселённых причерноморских и приазовских степей между средним и нижним течением Днестра на западе, нижним течением Дона и Северским Донцом на востоке, от левого притока Днепра — Самары и верховьев притоков Южного Буга — Синюхи и Ингула на севере, до Чёрного и Азовского морей и Крыма на юге. Ряд историков включает в состав Дикого поля также степи вплоть до верхней Оки , если к себе не возьмешь.

Глаза его стали блестеть, как у охотничьей собаки, втягивающей ноздрями жизнь только что задавленного ею зверя.

— Возьму не глядя, Брога, — радостно ответил и княжич, отирая кровь другой рукой безо всякой жалости о потерянной силе. — А теперь дай мне слободского хлеба, свою силу восполнить.