Константин Жемер - Тибетский лабиринт (новая версия)

…Герман тушит в пепельнице окурок и вольготно устраивается в шезлонге. Наумов сейчас преспокойно отсыпается в соседней комнате, но сказанное им совершенно не желает покидать память Крыжановского, очевидно, вознамерившись поселиться там навсегда...

…Во-первых, профессору пришлось усвоить, что все разговоры – как те, что велись ночью на Лубянке, так и нынешние, составляют гостайну, и за разглашение хотя бы одной фразы автоматически полагается соответствующий приговор, подлежащий исполнению на территории любого государства. Во-вторых, приступив к заданию, следует строжайшим образом выполнять полученные инструкции, иначе итог будет таким же, как при разглашении гостайны, только позаботится об этом уже не советская контрразведка, а немецкая. Радовало одно – инструкции оказались весьма просты, и уклониться от их выполнения представлялось делом весьма мудрёным. Всё, что требовалось – это попросить политического убежища в Германии, а далее плыть по течению и не отказываться от предложений, каковые могут воспоследовать. Особо подчёркивалась недопустимость любой самодеятельности.

– А если немцы мне вообще ничего интересного и секретного не предложат, а просто поставят преподавать в университете? – поинтересовался Герман.

– Очень может быть, – пожал плечами Наумов. – В этом случае вы сможете, на выбор, либо остаться дальше в Германии, став одним из наших агентов-нелегалов, либо… вернуться домой.

Интонация, с которой разведчик произнёс окончание фразы, Крыжановскому отчего-то не понравилась.

– Но это – в случае неудачи, – немедленно поправился Наумов. – Надеяться же следует на иную перспективу, а именно на то, что соответствующее предложение всё-таки последует – ведь не зря же вами так интересуются. Тогда необходимо превратиться в губку и впитать в себя максимальное количество информации. Нас интересует всё: цели организации Аненербе, её задачи, достижения.

– Скажите, товарищ Наумов, а почему нельзя внедрить профессионального, так сказать, шпиона, ведь я со своей неопытностью могу провалить всё дело?

При слове «шпион» Наумов скривился, как от зубной боли, но всё же пояснил:

– Безусловно, у нас есть хорошие агенты, но нет ни одного, который бы хоть немного разбирался во всех этих шамбалах – мандалах. Вас же отрекомендовали как видного эксперта по восточной чертовщине. Кроме того, сложилась уникальная ситуация: немцы сами прислали приглашение – грех не воспользоваться. Следовательно, вам и карты в руки. Оказавшись на той стороне, вы всё время будете находиться под опекой наших людей. В нужный момент к вам подойдут и назовут пароль.

– Какой?

– Это узнаете от товарища Берия. Такие вещи он всегда оговаривает лично.

– Что правда – то правда! – послышался голос Лаврентия Павловича. Нарком стоял в дверном проёме. В точно таком же халате как выдали Герману, он теперь смотрелся не конторщиком, а совсем-таки гоголем и орлом. – Но это подождёт до вечера, а сейчас нам с товарищем Наумовым нужно немного поспать для восстановления остроты ума, так сказать. А вы, уважаемый профессор, наслаждайтесь последним спокойным днём – последним днём на Родине. Поверьте на слово, ТАМ всё это будете вспоминать с ностальгией.

Когда Крыжановский ушёл, Лаврентий Павлович спросил у Наумова:

– Как тебе показался наш червячок?

– Разрешите честно?

– Валяй!

– По мне, так лучше не засылать дилетанта, а, наоборот, выкрасть какого-нибудь фашистского учёного из Аненербе и задать интересующие нас вопросы. Оно вернее выйдет…

– Наум-Наум, – сокрушённо ввздохнул Берия, – скажешь тоже – «выкрасть»! Ты совсем не учитываешь того обстоятельства, что после Кутепова и Миллера [33] В 1930 году агенты ГПУ похитили в Париже видного деятеля белого движения, руководителя Русского общевоинского союза (РОВС) генерала от инфантерии А.П. Кутепова. При попытке тайно переправить его на пароходе в СССР, генерал Кутепов скончался от сердечного приступа. В 1937 году агенты НКВД похитили в Париже видного деятеля белого движения, руководителя Русского общевоинского союза (пришёл на смену Кутепову) генерал-лейтенанта Е.К. Миллера и доставили на пароходе «Мария Ульянова» в Советский Союз. В 1939 году Е.К. Миллер был расстрелян. подобные действия всё равно как визитная карточка советской разведки. Сам знаешь – в нынешней политической ситуации мы заинтересованы в хороших отношениях с этой сволочью – Гитлером, и никак не имеем права допустить дипломатического скандала. Я уже не говорю про то, что после похищения немцы наверняка примут меры, чтобы минимизировать нам выгоду от полученной таким способом информации. Зато профессор Крыжановский – фактор, не укладывающийся ни в одну схему, а значит…

– …Значит, немцы, которые привыкли мыслить сугубо схематически, «заглотят» нашего «червячка» по самое «не хочу», – запальчиво поддержал Наумов.

– …Молодец, Наумчик, ай, молодец! – обрадовался Лаврентий Павлович, – хорошо соображаешь! А если ещё выспишься – совсем гениальный станешь, почти такой же, как товарищ Берия. А товарищ Берия такой гениальный знаешь почему? Нет? Потому что он – менгрел. Знаешь, что такое менгрел?...

…Герман выходит на застеклённую веранду и садится к столу ужинать. За огромными окнами притих обширный сад. Деревья ещё голые, в надвигающихся сумерках лишь кое-где видны зелёные крапинки раскрывшихся почек, да верба радует мохнатыми «котиками», каковые живо заставляют вспомнить о грядущем празднике Входа Господня в Иерусалим [34] Православный праздник, по-другому он ещё называется Вербным воскресеньем. Празднуется за семь дней до Светлого Христова Воскресенья (Пасхи). – празднике детства.

«На какое он в этом году выпадает число? Стыдно, сын священника, а ведь запамятовал, как правильно высчитать дату. И предшествующий празднику Великий пост не соблюдал ни разу за последние двадцать лет – со смерти отца».

Между тем надвигающаяся ночь непреклонно вступает в свои права и укрывает сумраком прекрасный уголок дачного Подмосковья. Профессор с сожалением отворачивается от окна и встречается взглядом с Зиной, которая, как и положено вышколенной прислуге, незаметно оказалась в самом необходимом месте в самое необходимое время.

– Давайте, я включу иллюминацию, – предлагает женщина и щёлкает выключателем. Сад немедленно озаряется светом десятков электрических лампочек, которыми, как оказалось, увешаны деревья. И в этом, отвоёванном у тьмы, пространстве становится видна процессия, шествующая по боковой дорожке к дому. То возвращаются Ефим Израилевич Линакер с подручными. Перед собой портные несут вывешенные на «плечиках» вещи, до времени сокрытые холщовыми чехлами. Картина напоминает Первомайскую демонстрацию, когда трудящиеся столь же торжественно идут с воздетыми над головой портретами вождей Советского государства.