Андрей Астахов - Крестоносец: Железная Земля

Пришлось заплатить. Тюремщик с удовольствием ссыпал деньги в свой кошель, провел пальцами по усам, еще жирным от съеденного за обедом жаркого и зычным криком вызвал надсмотрщика. Мне было предложено идти вместе с ним в подземелье.

Уже на входе я услышал пение, больше похожее на рев попавшего в капкан медведя — так раздирать себе глотку мог только Домаш. Судя по всему, песня была сложена на злобу дня отважным байором прямо здесь, в тюрьме, и исполнялась в знак протеста. Приводить слов песни не буду: самыми невинными словами в ней были «прошмандовкины дети» и «чтоб вам сдохнуть всем гуртом».

Домаш сидел в дальней камере — завидев меня, он тут же вскочил с деревянных нар и вцепился в решетку.

— Слава Матери! — рыкнул он. — Я знал, я знал! Скажи этим крысам, милорд шевалье, чтобы отпустили меня!

— Уже отпустили, — сухо ответил я и повернулся к надсмотрщику. — Отпирай давай.

— Ох и сволочной тут народ, дорогой мой собрат рыцарь, даже представить ты себе не можешь, какой сволочной! — причитал Домаш, когда мы шли к выходу. — Почти сутки меня в этом клоповнике продержали и даже еды не принесли, а воду дали грязную, как задницу в ней мыли, чтоб их разорвало! Я ведь с самыми добрыми намерениями в тот бордель пришел, истинно говорю. А там не веселое заведение, пристойное для доброго досуга оказалось, а улей осиный! Девки страшные и злые, как вампиры, вино разбавленное, а тут еще этот громила ко мне с кулаками полез. И что я должен был, по-твоему, делать, скажи на милость?

— Помолчи, байор, — ответил я. — Натворил дел, так имей смелость то признать.

— Ноги моей больше в этом засратом городишке не будет! — заявил роздолец. — Истинно Кал его потребно было назвать, а не Каль! Сам мимо него до конца жизни проезжать буду, и прочим расскажу.

Из-за Домаша я потерял полдня и вынужден был переночевать в замке. Спал я очень плохо, едва дождался рассвета, и еще до восхода солнца мы втроем были в седлах. По пути я заехал к аптекарю и забрал флакон с Последним Поцелуем, который тщательно завернул в корпию и спрятал на груди, под латной курткой. Всю дорогу до Левхада Домаш был мрачен и молчалив (может быть, потому что не выспался и уехал без завтрака), а мне, честно сказать, было не до него. Я думал об Элике, о Домино, и о том, что для нас всех начинаются настоящие испытания.

Тракт подсох под теплым весенним солнцем, кони шли легко, и к вечеру мы были уже в Левхаде. На этот раз мы остановились в корчме у ворот, где хозяином был имперец. Домаш завалился спать, а мы с Джаремом отправились во дворец Вильзичь.

Караулом командовал уже знакомый мне лейтенант Корада, и мне показалось, что он удивлен моим приходом. Выслушав меня, он проводил нас в караулку и велел ждать.

Прождали мы долго, наверное, не меньше часа, на улице походу совсем стемнело. Я уже начал нервничать, когда лейтенант вернулся и предложил следовать за ним. На этот раз меня привели не в зал для торжественных приемов, а в личные покои королевы на втором этаже дворца. Вотана была вместе с сыном — король Эдельфред сидел за столиком для игры в лото и раскладывал на столешнице карты в замысловатом пасьянсе. На мое приветствие он ответил небрежным кивком, королева же протянула мне руку для поцелуя.

— Рада видеть вас, шевалье, — сказала она. — Мы ждали вас и с нетерпением ждем новостей.

Я начал рассказывать. Королева слушала меня внимательно, и я замечал, как меняется ее мимика: в начале разговора ее лицо было строгим и серьезным, когда же я упомянул о статуях Триады и о столе с картой, на ее губах появилась едва заметная довольная улыбка, а в глазах огоньки. Видимо, я оправдал ее ожидания.

— Вы отлично поработали, шевалье, — сказала она, когда я закончил. — Наша благодарность безмерна. Вот, примите в знак того, что мы довольны, — Вотана сняла с пальца великолепный перстень с квадратным сапфиром в алмазной оправе и протянула мне. Я с поклоном взял кольцо. — Теперь, поскольку с одной тайной нашей истории мы разобрались, я бы хотела поговорить с вами о другой. Вы блестяще выполнили мое поручение, и я уверена, что следующую мою просьбу вы тоже выполните наилучшим образом.

— Я весь внимание, ваше величество.

— Вы нашли ключ, и честь открыть им сокровищницу по праву принадлежит вам. Что скажете?

— Думаю, ваше величество слишком добры ко мне. Не хотите ли вы сказать, что поиски скрытого в Заповеди клада вы поручаете мне?

— Именно так, — королева благосклонно посмотрела на меня. — Принесите мне то, что должны принести, и я пожалую вам титул графа и земли, которые сделают вас богатым. И, конечно же, ваше имя будет внесено в Списки Славы королевства.

— Пожалуй, я недостоин такой щедрой награды.

— Это что, отказ? — подал голос Эдельфред.

— Ни в коем случае, ваше величество, — ответил я. — Я сам предложил вам свои услуги и не собираюсь отступать. Однако я бы хотел спросить ваше величество — что именно я должен искать в Заповеди?

— Полагаете, мне это известно? — Королева рассмеялась. — Я знаю не больше вашего, шевалье. Но вспомните пророчество Хомрата: вероятно, вы найдете в Заповеди будущее этой земли.

— Искать будущее в настоящем — что может быть романтичнее? — пошутил я. — Слушаюсь, ваше величество, я немедленно отправляюсь в путь.

— Вы настоящий рыцарь, шевалье Эвальд, — сказала Вотана, вновь протянув мне руку, и я самым галантным образом коснулся ее губами. — Возвращайтесь с победой, будущий граф Луверский. Да пребудет с вами Матерь!

Аудиенция была окончена. Я покинул Вильзичь с твердым убеждением в том, что Вотана мне поверила, и все идет именно так, как задумал Суббота. Хорошо, теперь самое время перекусить и отдохнуть с дороги. И подготовиться к приключению, которое, возможно, станет для меня последним.

В городок Вируга, куда лежал наш путь, вел древний тракт, построенный, по словам Ганеля, еще во времена императора Лоекадиса, покорителя Виссении. Он начинался у имперской крепости Вим в пятидесяти милях восточнее Левхада и вел прямо на северо-запад, в самую глухую часть провинции, граничащую с землями Калах-Денара. Рассчитывать на чью-то помощь в этих местах не приходилось, поэтому день мы потратили на подготовку — перековали лошадей, запаслись провиантом и чистой водой, вычистили и смазали оружие и доспехи. Я настрого запретил Домашу пить и велел отоспаться, как следует. Погода способствовала путешествию: начался месяц Посевов, или вторая половина марта по земному календарю, снег сошел, стало теплее, наконец-то наступила долгожданная весна. Закончив дела в Левхаде, мы выехали в Вим и оттуда направились к месту встречи с остальными членами отряда.

Вируга, небольшая виссенская деревня, находилась в плоской долине реки Бома, которая из-за таяния снега стала бурной и полноводной. Вход в долину с востока перекрывал древний вал с сохранившимся на нем деревянным частоколом в три ряда. Справа от вала, на плоском холме, виднелись остатки каменной крепости — часть развалившейся стены и ступенчатая башня. Мы проехали мимо, и дальше дорога повела нас мимо живописных сосняков, рощиц лиственных деревьев и освободившихся от снега полей, которые, казалось, ждали земледельцев. Еще до заката мы были в Вируге. Здесь не было и следа той ухоженности и достатка, который мы видели в Левхаде и кое-где в Кале: деревня была бедной, большинство домов казались настоящими развалюхами. Местные встретили наше появление без всякой радости, но нам до них не было никакого дела. Деревенская таверна, приземистая, осевшая в землю почти до нижнего края окон, с крытой дерном крышей и облезлой вывеской над входом, находилась, как водится, в центре деревни, и мы уже на подъезде увидели у коновязи чалого коня Субботы, кобылу Элики и пегого мерина, на котором ездил Ганель. Наши друзья уже были на месте, и это радовало.