Валентин Егоров - Марк Ганеев - Маг Нашего Времени

Удобно расположившись в кабине второго Урала, я пока не видел того, чтобы эти люди хватались бы за автоматы, но в руках отдельно орущих пакистанцев уже наблюдались пистолеты. Вот-вот, по моему разумению, должна была начаться стрельба в воздух. Неразбериха на этой АЗС была такой, а также из-за этих чертовых арабских иероглифов я даже не понимал, какие именно насосы АЗС качали бензин, а какие — солярку! Не знал и того была ли вообще в наличии эта самая солярка для танков и для грузовиков?!

— Майор, — в этот момент послышался тихий и злой голос Полковника, — а ты чего сидишь, рассиживаешься в кабине своего грузовика? Даже не шевелишься! Не пора ли тебе покинуть эту кабину, заняться настоящим делом, чтобы выяснить, как и где нам можно было бы заправиться соляркой?! На хрена, скажем, нам в нашей группе нужен стукач из КГБ, если он свою работу делать не умеет! Не может заранее вынюхивать, где и что плохо лежит?

Приказ командира — святое дело, ты тут же обязан забыть напрочь о всех своих думах и делах, а броситься на его исполнение! Вот и я все, что у меня было в голове, отбросил в сторону, рванул с прищепок в кабине свой автомат и, опуская ноги на так называемый битумный асфальт, кулем вывалился из кабины. Еще в падении я неестественным голосом заорал:

— Роден и Мыслитель, взять автоматы, следовать за мной!

Мой дикий крик-рев, разумеется, привлек внимание пакистанских автолюбителей. Да и к тому же, когда они, наконец-то, разглядели, что у меня, у Родена и у Мыслителя в руках настоящие боевые автоматы, то общий крик как-то поутих, если этот звук измерять в децибелах, разумеется. Люди несколько испуганно, но пока очень осторожно начали пятиться от нашей боевой тройки. Они шажок за шажком отходили от нас подальше! Но меня уже нельзя было остановить, я вошел во вкус исполнения приказа командира. А главное мне понравилось, когда я вдруг увидел, что эти мирные пакистанцы меня, простого человека с автоматом в руках, испугались! Я тут же начал тыкать стволом своего АКСМ в животы окружающих меня людей, а они, подобно молодым джейранам, отскакивали от меня! Причем, старались отскочить как можно от меня дальше! Я же продолжал орать, грозно требуя на прекрасном англо-американском языке:

— Эй, вы люди, нам нужно свои грузовики заправить соляркой!

Но пакистанские автовладельцы, спасавшиеся от ствола моего автомата, почему-то не слышали того, что я им кричал почти на ухо. Может быть, потому что у них глаза были широко открыты, они эти свои глаза не могли оторвать от моего автомата. Роден и Мыслитель свои автоматы давно пустили в дело, после чего испуганные пакистанцы толпами начали покидать нашу АЗС. Они, подобно зайчикам в степи скакали в разные стороны, бросая свои рыдваны прямо у бензонасосов. Еще чуть-чуть и у этих людей начались бы настоящая истерика. Все это мне это ужасно нравилось! Я еще никогда себя не чувствовал таким сильным и на многое способным человеком! Все больше и больше бойцов нашей группы покидали грузовики, своими прекрасными советскими автоматами они явно хотели покрасоваться перед местной публикой. Местная же публика почему-то разбегалась на все четыре стороны света!

Не знаю, не могу сказать, чем бы могла закончиться эта человеческая истерика! Может быть, нам бы пришлось немного пострелять?! Но этот междусобойчик вовремя остановил чистый и нежный женский голос. Сначала я начал различать женский голос, только потом начал понимать, что именно женщина говорила мне, обращаясь со следующими словами:

— Господин спецназовец, солярка у нас имеется и в достаточном количестве! Но не могли бы вы, господин спецназовец, прекратить передо мной потрясать своим таким хорошим автоматом! Я ведь женщина и верю в то, что вы настоящий мачо, сможете достойно постоять за свою подругу. Но сегодня мы, пакистанцы, слава аллаху, ни с кем не воюем, поэтому свой автомат вы можете убрать, повесить на плечо. Заодно вы могли бы поднять полы своей шапочки. Тогда я смогу увидеть и оценить вашу мужскую красоту! А то сейчас вы немного смахиваете на грабителя с большой дороги!

Я всем телом развернулся на этот голос, вдруг увидел ту красивую девчонку пакистанку, которую рикша велосипедист вез по улицам Пешавара, когда мы покидали аэропорт. Красавица улыбнулась мне кончиками своих алых губ, выжидательно смотрела на меня. Я уж совсем собрался недоуменно поддернуть своим плечом, как в этот момент вспомнил о шапочке на голове и о своем лице, закрытым ее полами!

— Теперь шапочку мы можем все снять! — Скомандовал Полковник.

Я медленно поднял руку к голове, стянул с нее свою трикотажную шапочку, о существовании которой совсем забыл. Девчонка стояла передо мной и с большим профессиональным интересом женщины наблюдала за мной.

— Ты по вооружению и дурному поведению, вероятно, советский или американский спецназовец. Только они так грубо ведут себя перед девчонками, но одновременно они умеют по-джентельменски за нами ухаживать! Ну, да ладно, давай перейдем к делу! Так, сколько солярки нужно для ваших грузовиков?

Честно говоря, я не знал ответа на этот хитрый девичий вопрос, поэтому решил отвечать немного грубовато, по-советски.

— Нам потребуется две или три трехсотлитровых бочки!

— Так, значит, заливаться в топливные баки грузовиков вы не будете. Солярку берете для оперативного запаса, а это в свою очередь означает, что сегодня и завтра в Джелалабад вы не поедете! Видимо, собираетесь совершить небольшое турне путешествие по зоне пуштунских племен. Тогда у меня, человек, к тебе есть очень небольшая просьба. Вы, наверняка, будете проезжать через земли пуштунского племени априди, мой отец — вождь этого племени. В свое время я его ослушалась, убежала из дома, чтобы продолжить учиться в университете Карачи. С отличием закончила там филологический факультет, но сейчас приходится в Пешаваре зарабатывать на жизнь, работая на этой автозаправочной станции. Я хочу написать отцу записку, вы можете передать ее любому априди, а тот мою записку обязательно доставит т вручит в руки моего отца.

Вот уже второй день наш автомобильный караван из двух грузовиков блуждал по проселочным дорогам свободной зоны пуштунских племен на северо-западе Пакистана. Переезжая от одного населенного пункта к другому, от одного лагеря афганских беженцев к другому, мы разыскивали аул, названия которого не знали, но в котором по разведданным, полученным из Москвы, моджахеды укрывали нашего раненого капитана Тимакова. В этой развединформации в общих словах говорилось о том, что пленного советского вертолетчика, вероятно, укрывают в одном из аулов пуштунского племени хасан-хель. Но с каким бы пуштунским чабаном или встречным путником мы бы не встречались бы и не разговаривали, результат информационных бесед был ниже плинтуса. Наши собеседники могли и любили часы проводить за столом, пить чай в пакетиках, в вежливых терминах вести беседу о погоде. Пуштуны разного возраста особенно любили рассказывать мне анекдоты с бородой до пола, сами над ними долго смеялись, поглядывая на меня плутоватыми глазами умудренного возрастом аксакала.