Стивен Эриксон - Дом Цепей (litres)

Мучительная боль от этого — как ни абсурдно — пересилила всё остальное. Резчик завопил, выругался и отпрыгнул назад на одной ноге.

На даруджийца бросился другой эдур.

С губ Резчика сорвалось словцо покрепче. Он метнул нож левой рукой. Навстречу клинку взметнулся щит, а воин пригнулся и скрылся из виду.

Скривившись, Резчик ринулся следом за ножом — пока эдур ничего не видел — и нанёс удар сверху, над щитом. Клинок вошёл в тело за левой ключицей, а когда даруджиец выдернул оружие, следом взметнулся гейзер крови.

Двор наполнился криками — вдруг оказалось, что бой кипит повсюду. Резчик отступил на шаг и увидел, что подоспели другие тисте анди, а среди них — Апсалар.

Позади неё на земле уже извивались в крови и желчи трое эдуров.

Оставшиеся — те, кого не убили Апсалар, Резчик и Дарист, — отступали обратно за арку.

Апсалар и её спутники, тисте анди, преследовали врагов лишь до ворот.

Вихрь медленно улёгся, истрёпанная листва осыпалась на землю, точно пепел.

Резчик бросил взгляд через плечо, увидел, что Дарист по-прежнему стоит, хотя и прислонился к боковой стене. Его худое, вытянутое тело было покрыто кровью, шлем пропал, спутанные, мокрые волосы упали на лицо. Меч по имени Скорбь старик по-прежнему сжимал обеими руками, но остриё вновь упёрлось в каменные плиты двора.

Одна из новоприбывших тисте анди подошла к шумно умиравшим эдурам и без особых церемоний перерезала им глотки. Закончив, она подняла глаза на Апсалар и смерила девушку долгим, изучающим взглядом.

Резчик заметил, что все родичи Дариста беловолосы, хотя никто не был так стар, — более того, все они казались очень юными, по виду — не старше самого даруджийца. Доспехи и вооружение у них были разношёрстные, и ни один не держал своё оружие с заметной уверенностью или привычкой. Тисте анди бросали быстрые, тревожные взгляды на ворота, а затем — на Дариста.

Вложив в ножны свои ножи-кеттры, Апсалар шагнула к Резчику:

— Прости, что мы запоздали.

Юноша моргнул, затем пожал плечами:

— Я думал, ты утонула.

— Нет, я довольно легко выбралась на берег, — но всё остальное пошло под воду вместе с тобой. Потом кто-то начал чародейский поиск, от которого я уклонилась. — Девушка кивнула в сторону молодых тисте анди. — Нашла их на приличном расстоянии в глубине острова. Они там… прятались.

— Прятались. Но Дарист сказал…

— Ага, так это и есть Дарист. Андарист, если точнее. — Она обратила на старого тисте анди задумчивый взгляд. — Прятались по его приказу. Он не хотел, чтобы они оказались здесь… ибо, как мне кажется, считал, что здесь они наверняка погибнут.

— Так и будет, — проворчал Дарист, поднимая голову, чтобы встретить её взгляд. — Ты обрекла на смерть всех их, ибо теперь эдуры будут на них охотиться всерьёз — прежняя ненависть вспыхнула вновь.

Эти слова её не тронули.

— Трон необходимо защитить.

Дарист обнажил тронутые кровью зубы, глаза его сверкнули в полутени.

— Если он так уж хочет защитить престол, то мог бы сам явиться и заняться этим.

Апсалар нахмурилась:

— Кто?

Ответил Резчик:

— Его брат, разумеется. Аномандр Рейк.

Это была догадка, но выражение лица Дариста полностью её подтвердило. Младший брат Аномандра Рейка. В его жилах нет ни капли драконьей крови — в отличие от Сына Тьмы. И в руках он держит меч, который его создатель счёл слишком слабым в сравнении с Драгнипуром. Но само это знание прозвучало лишь тихим шёпотом — извилистая, тёмная буря, что бушевала между братьями, стала бы великим эпосом, который, впрочем, вряд ли кто-нибудь когда-нибудь произнесёт вслух. Так, во всяком случае, подозревал Резчик. [7] И был прав лишь отчасти: история двух братьев изложена в романе Стивена Эриксона «Кузница Тьмы» (2012), первом в трилогии-приквеле о древних временах этого мира. — Прим. ред .

Паутина горьких обид оказалась даже сложнее, чем изначально воображал даруджиец, ибо вскоре выяснилось, что все молодые тисте анди — близкие родичи Аномандра, его внуки. Их родители, все до одного, поддались пороку своего прародителя — острому желанию странствовать, исчезать во мгле, создавать личные миры в забытых, удалённых местах. «В поисках верности и чести», — с насмешкой проговорил Дарист, пока Фэйд — девушка, которая оказала последнюю милость жертвам Апсалар, — перевязывала его раны.

Занятие это было не быстрое. Дарист — Андарист — получил по меньшей мере дюжину ран, и каждый раз тяжёлый скимитар рассекал кольчугу, а затем тело — до кости. То, что старик продолжал стоять на ногах, да ещё и драться, казалось ярким свидетельством ложности его собственных слов о том, что его воля недостаточно чиста для меча по имени Скорбь. Однако теперь, когда стычка прервалась, сила, которая наполняла старика, растворилась. Правой рукой он уже не мог пользоваться; рана на бедре заставила его опуститься на камни — и старик не смог встать без посторонней помощи.

На земле лежали девять мёртвых тисте эдур. Отступление было вызвано скорее желанием перегруппироваться, чем необходимостью.

Хуже того, это ведь был лишь передовой отряд. Два корабля у берега были огромны: на каждом легко могли разместиться две сотни воинов. Так, во всяком случае, рассудила Апсалар, пробравшаяся в узкую бухту, где эти суда бросили якорь.

— В воде полно обломков, — добавила девушка, — и оба эдурских корабля, похоже, побывали в бою…

— С тремя малазанскими боевыми дромонами, — сказал Резчик. — Случайная встреча. Дарист говорит, что малазанцы хорошо себя показали.

Они сидели на упавших камнях в дюжине шагов от тисте анди, которые смотрели, как девушка возится с Даристом. Левый бок Резчика ныл, и ему не нужно было заглядывать под одежду, чтобы понять, что под кожей уже расплываются синяки. Юноша пытался не обращать внимания и продолжал смотреть на тисте анди.

— Они вовсе не такие, как я ожидал, — тихо проговорил он. — Даже искусству войны не обучены…

— Верно. Желание Дариста защитить, оградить их оказалось на поверку роковой ошибкой.

— Теперь, когда эдуры узнали об их существовании. Дарист этого не планировал.

Апсалар пожала плечами:

— У них есть задача.

Юноша замолчал, обдумывая это бестактное заявление. Он-то всегда считал, что исключительная способность нести смерть порождает определённую мудрость, даёт осознание хрупкости духа, его смертности, как это было в случае с Ралликом Номом, с которым Резчик лично общался в Даруджистане. Но Апсалар не выказывала подобной мудрости; её суждения всегда звучали категорично, часто — попросту презрительно. Она избрала себе цель и сделала её оружием… возможно, для самозащиты.

Она не собиралась дарить своим жертвам-эдурам быструю смерть. Но, похоже, не получала от этого никакого удовольствия, как это делал бы обычный садист. Скорее всё выглядит так, будто её просто так научили… обучили на пыточных дел мастера. Но Котильон — Танцор — не был мучителем. Он был профессиональным убийцей. Так откуда же эта нотка жестокости? Неужели — часть её собственной натуры? Неприятная, тревожная мысль.