Стивен Эриксон - Дом Цепей (litres)

Древние духи скитались в этой яме, навечно пойманные её высокими, отвесными стенами. Геборик ненавидел это место со всеми его призрачными наслоениями катастроф, с его давно вымершими мирами.

Тоблакай сидел на тахте без спинки, втирая масло в лезвие своего деревянного меча, и не потрудился даже взглянуть на Геборика, когда тот достиг основания лестницы. Леоман, раскинувшись, лежал среди подушек у противоположной стены.

— Призрачные Руки, — приветственно сказал воин, — у тебя есть хен’бара? Иди сюда, здесь жаровня и вода…

— Я пью чай лишь перед сном, — ответил Геборик. — Ты хотел поговорить со мной, Леоман?

— Я всегда этого хочу, друг мой. Не называет ли Избранная нас своим священным треугольником? Нас троих, в этой забытой яме? Или, быть может, я перепутал слова и мне следовало сказать «забытый треугольник» в «священной яме»? Проходи, садись. У меня есть травяной чай, прогоняющий сонливость.

Геборик присел на подушку.

— И чего ради мы должны бодрствовать?

Леоман открыто улыбнулся, и это подсказало Геборику, что дурханг смёл обычную сдержанность воина.

— Ах, Призрачные Руки, — пробормотал Леоман, — ради того, что на нас охотятся . Как ни крути, именно газель, клюющая носом, достаётся на ужин льву.

Бывший жрец поднял брови:

— И кто же преследует нас теперь, Леоман?

Откинувшись назад, Леоман ответил:

— Конечно, малазанцы. Кто ж ещё?

— Конечно, тем более мы должны это обсудить, — сказал Геборик с насмешливой серьёзностью. — Я же понятия не имел, что малазанцы собираются вредить нам. Ты уверен в этих сведениях?

— Я говорил тебе, этого старика нужно убить, — сказал Тоблакай Леоману.

Леоман рассмеялся:

— Ах, мой друг, теперь ты единственный из нас троих, кто может хоть что-то донести до Избранной… некоторым образом… Советую тебе оставить этот предмет. Она запретила, и тут уж ничего не поделаешь. В любом случае я не склонен с тобой соглашаться. И с этой старой песней пора заканчивать.

— Тоблакай ненавидит меня, поскольку я слишком ясно вижу то, что не даёт покоя его душе, — сказал Геборик. — И поскольку он дал клятву не разговаривать со мной, его возможности в беседе, к сожалению, ограничены.

— Я восхищаюсь твоим умением сопереживать, Призрачные Руки.

Геборик фыркнул:

— Если у нас и вправду есть тема для разговора, Леоман, — говори. Иначе я уйду обратно к свету.

— Долгий же путь тебя ждёт, — усмехнулся воин. — Ладно. Бидитал опять взялся за старое.

— Бидитал, Высший маг? За какое такое «старое»?

— За старое с детьми, Геборик. С девочками. Это его мерзкое… влечение. Увы, Ша’ик не всеведуща. О, ей известно о старых пристрастиях Бидитала — она, в конце концов, познала их не понаслышке, когда была ещё Ша’ик Старшей. Но сейчас в этом городе около ста тысяч человек. Исчезновение нескольких детей в неделю… легко пройдёт полностью незамеченным. Люди Матока, правда, бдительны от природы…

Геборик нахмурился:

— И что я должен с этим делать?

— Тебе всё равно?

— Конечно, нет. Но я всего лишь, как ты сам сказал, человек, лишённый права голоса. Тогда как Бидитал — один из троих, принесших клятву Ша’ик, один из её сильнейших Высших магов.

Леоман начал заваривать чай.

— Мы — все трое — храним верность, — пробормотал он, — некоему ребёнку.

Он поднял взгляд от котелка с водой на решётке жаровни. Его голубые глаза в упор смотрели на Геборика.

— Ребёнку, который привлёк внимание Бидитала. Но это — не просто сексуальное влечение. Фелисин — избранная наследница Ша’ик, мы все это понимаем, так? Бидитал верит, что она должна стать такой же, как её мать — в те времена, когда была Ша’ик Старшей. Ребёнок должен пройти по пути матери, уверен Бидитал. И, как мать была внутренне искалечена, так и ребёнок тоже должен быть внутренне искалечен.

При словах Леомана Геборика охватил холодный ужас. Он бросил яростный взгляд на Тоблакая:

— Нужно сказать об этом Ша’ик!

— Сказали, — произнёс Леоман. — Но Бидитал ей необходим, хотя бы для того, чтобы уравновесить интриги Фебрила и Л’орика. Эти трое действительно ненавидят друг друга. Её известили, Призрачные Руки, и поэтому она поручает нам троим быть… бдительными.

— И как, во имя Худа, я должен быть бдительным? — рявкнул Геборик. — Проклятие, я почти слепой! Тоблакай! Скажи Ша’ик, чтобы схватила этого морщинистого ублюдка и живьём содрала с него кожу, — и плевать на Фебрила и Л’орика!

Огромный дикарь оскалил зубы, повернувшись к Леоману:

— Я слышу, ящерица шипит из-под камня, Леоман Кистень. Такая бравада быстро уходит в пятки.

— Ох, — ответил Леоман Геборику со вздохом. — Увы, наша проблема — не Бидитал. На самом деле он может оказаться спасителем Ша’ик. Фебрил замыслил предательство, мой друг. Кто его сообщники? Неизвестно. Наверняка не Л’орик — он самый хитрый из всех троих и по крайней мере далеко не дурак. Однако Фебрил нуждается в союзниках из тех, кто обладает могуществом. Заключил ли с этим ублюдком союз Корболо Дом? Мы не знаем. Камист Релой? Его подручные маги — Хэнарас и Файелль? Даже если они все сделали это, Фебрил всё равно нуждается в Бидитале — либо чтобы тот стоял в стороне, либо чтобы присоединился к ним.

— Тем не менее, — прорычал Тоблакай, — Бидитал верен.

— По-своему, — согласился Леоман. — Он знает, что Фебрил планирует предательство, и теперь ждёт приглашения. После чего расскажет об этом Ша’ик.

— И затем все заговорщики умрут, — сказал Тоблакай.

Геборик покачал головой:

— А что, если в числе этих заговорщиков состоит всё её окружение?

Леоман пожал плечами и начал разливать чай.

— У Ша’ик есть Вихрь, мой друг. Командовать войском? У неё есть Маток. И я. Л’орик тоже останется, это наверняка. Побери нас Семеро, Корболо Дом в любом случае — наше слабое место.

Геборик молчал довольно долго. Он не шелохнулся до тех пор, пока Леоман жестом не пригласил его к чаю.

— Итак, ложь раскрыта, — наконец пробормотал он. — Ша’ик ничего не сказала Тоблакаю. Ни ему, ни Матоку, ни тебе, Леоман. Ты пытаешься таким способом вернуться к власти. Подавив заговор и уничтожив тем самым всех своих соперников. И теперь ты просишь меня участвовать в обмане.

— Не такой уж большой обман, — ответил Леоман. — Ша’ик сообщили о том, что Бидитал снова охотится на детей…

— Но не на Фелисин лично.

— Избранная не должна позволить личным привязанностям поставить под угрозу всё восстание. Она может начать действовать слишком поспешно…

— И ты думаешь, меня заботит это проклятое восстание, Леоман?

Воин улыбнулся, откинувшись на подушки:

— Тебя ничто не заботит, Геборик. Даже ты сам. Но это неправда, верно? Тебя заботит Фелисин. Ребёнок.