Алекс Кош - Богатыри не мы. Новеллы (сборник)

Ты оставляешь вопрос без ответа?

Ты с издевательской интонацией отвечаешь: «Нет, конечно!», хотя следующая остановка – конечная?

Ты рявкаешь: «Да!!!», заставив вредную старуху отшатнуться, испуганно ойкнув?

Ритмично постукивают колеса, приближая поезд к платформе. Тот, чужой, глядит тебе в затылок из толстого дверного стекла. Ты знаешь, что он всегда рядом. Что может появиться в любой момент, не успеешь и глазом моргнуть. Но почему-то от осознания этого тебе совсем не страшно.

– Простите, задумался, – произносишь ты с широкой улыбкой. И добавляешь: – Да, выхожу.

Продолжающая что-то бухтеть себе поднос бабка неожиданно замолкает. Ее редкие седые брови, сурово насупленные под цветастым платком, распрямляются. Сделав губами пару жевательных движений, словно пытаясь извлечь из-за щеки улыбку, она вдруг хитро щурится и объявляет с глубоким удовлетворением в голосе:

– И я, внучок!

– Мне нужны полудюймовые патроны к пулемету Бреда – зажигательные, в лентах по полтораста штук. И еще – триста литров горючего, пара стофунтовых бомб, – требовательным тоном заявил парень в летном комбинезоне, стоящий перед Раде Гуланом.

Такой ответ на слова «Чем я могу вам помочь?» слегка ошарашил плотного, кряжистого югославского офицера. Выдерживая паузу, чтобы собраться с мыслями, он напустил на себя строгий вид.

– Лейтенант Григор… Данцевич? – переспросил Раде с растяжкой, словно попервоначалу не расслышал.

– Так точно.

«Чертовски знакомая фамилия… и манера посадки на воду. Не тот ли малый, который…»

Впрочем, «того малого» он вблизи не видел. Только в полете.

Его визави был высок и жилист, лет двадцати пяти. Молодое, но жесткое, угловатое лицо. Из-под шлема выбилась прядь прямых черных волос. Взгляд серых глаз – решительный, чуть скептичный, исподлобья. Губы в линию, напряжены.

Порой его правая рука сжималась в кулак, будто парень сминал кистевой эспандер – так туго и сильно, что чудился скрип стиснутой пружины. Словно кисть пыталась ощутить ручку управления – и гашетку на ней. Если б не перчатка, ногти впились бы в ладонь.

Молчание затянулось, и Раде негромко заговорил:

– Из Белграда пришло распоряжение – если кто-то приплывет или перелетит на нашу сторону, этих людей мы обязаны интернировать.

– Я должен вернуться, – твердо сказал Григор. За его спиной, у причала, едва заметно покачивался на воде поплавковый истребитель «южный» Ro.44 с эмблемой морейских ВВС на фюзеляже. Красный круг, в нем синий с белым крестом и герцогской короной. Над кожухом перегретого мотора прозрачно струился горячий воздух.

– Вы серьезно? – вырвалось у серба.

– У меня там дела. – Колючие глаза морейца смотрели упрямо и холодно.

Похоже, он считал, что пилота, выжившего в воздушном бою, должны снарядить и заправить на любом берегу Адриатики. Даже во вражеской Италии. Просто обязаны – пока он не сдался.

Странным образом эта уверенность исподволь передавалась Раде.

Но – приказ!..

Чтобы выиграть время, он протянул пилоту открытый портсигар:

– Угощайтесь.

Тот сдернул перчатки, взял сигарету:

– Спасибо.

Кругом все млело в знойной тишине – мелкие волны вяло плескались о галечный берег, крыши ангаров были накалены солнцем, будто противни. Доски причала потели смолой, источая терпкий дух живицы. И – безлюдье, если забыть о персонале базы гидропланов, вежливо державшемся в сторонке. Видневшаяся поодаль деревушка Дивулье, давшая авиабазе название, как вымерла – черепичные красные кровли, пустые улочки, недвижные кроны акаций, заросли маслин и олеандров, виноградники.

Жарким выдался август 1940 года в Далмации. Раньше – до войны, – на пляже пестрели бы фигуры отдыхающих, а ныне – как вымело. Ни высокомерных англичан, ни чинных немцев, ни спокойных чехов – всех расшвыряла военная буря.

В этом сонном покое впору забыться, как в сиесту, и вдруг!.. В небе над проливом зажужжал мотор, возник силуэт «южного». Вскоре поплавки вспенили гладь бухты. Привет, я вырвался из пекла!

Судя по пробитым там-сям крыльям биплана, Григору солоно пришлось. Надо полагать, он в долгу не остался. Машину, считай, сберег – ход и управление в порядке. Вел истребитель ровно, приводнился искусно. Короткая посадка – как подпись мастера, одним росчерком.

– А я вас помню. Вы взяли «серебро» на гонках Кларитан. Тогда я приезжал в Морею…

Григор нервно улыбнулся, дернув углом рта. Сигарета тлела рывками в такт его затяжкам.

– Да, было дело. Все-таки – у вас найдется то, что я назвал?

Из Дивулье в сильный бинокль были порой заметны быстрые черные тире в синеве над островами Великого Герцогства. Соколы Муссолини вьются. Сколько же их налетело?.. Гораздо больше, чем нужно, чтобы подавить малочисленные ВВС Мореи и сбить с рельсов узкоколейные бронепоезда, формально игравшие роль береговых батарей. Рим уже объявил: «Veni, vidi, vici», вся кампания уложилась в считаные часы. Морея вновь – после пяти веков разлуки, – утонула в жарких грудастых объятиях мамы-Италии.

Они даже не стали гнаться за одиноким бипланом, упорхнувшим в Югославию. Пусть его драпает! Беглец – не враг.

Раде продолжал делать прозрачные намеки:

– Передают, что герцог и канцлер уже прибыли самолетом в Загреб.

Однако Григор лишь коротко пожал плечами:

– Значит, теперь они – правительство в изгнании. У них традиция – переждать трудную пору на Мальте. Как при Бонапарте.

Путешествия высокопоставленных персон его не волновали. Перелетели проливы? Прекрасно. Как бы не с итальянским воздушным эскортом. Макаронники играют по правилам – первым лицам государства позволяют достойно покинуть страну. А тех, кто продолжает защищать родину несмотря ни на что – убивают.

Но серб все гнул свою линию:

– Герцог объявил по радио: « Во избежание ненужных жертв », и так далее. Поверьте, возвращаться незачем. Никто не упрекнет.

Григор растер окурок каблуком. Отрывисто сплюнул.

– Нас было двое, я и Шпиро. Он не успел набрать высоту, фашистская «цапля» изрешетила его на встречном курсе. Бортовой номер я запомнил.

«Ах, вот как!.. – На душе у Раде потемнело, стоило ему представить – трехмоторный Z.506 во встречной атаке поймал «южного» на взлете, прошил ему центральный поплавок. Потом взял вниз и добил подранка полудюймовым с верхней турели. – А ты, выходит, взлетел быстрее и смог уйти из-под огня?»

Чувства Григора были ему понятны. Уйти, не отомстив, – это хуже, чем боль.