Алекс Кош - Богатыри не мы. Новеллы (сборник)

Великий герцог Мореи Илиан III, вкушавший горький хлеб изгнания во дворце Каса-Рокка-Пиккола на Мальте, тоже был очень удивлен, узнав, что его страна все еще сражается.

– Наш самолет? Поразительно!.. Известно ли, кто его пилотировал?

– Судя по всему, – осторожно ответил камер-секретарь, – некий Григор Данцевич, лейтенант, исчезнувший в августе прошлого года вместе с гидропланом. Предполагалось, что он перелетел в Югославию и был интернирован, но югославы отрицали это…

– Значит, он жив. Мне приятнее будет наградить живого героя, чем погибшего.

– Но, Ваше Королевское Высочество, лейтенант Данцевич нарушил приказ о прекращении военных действий.

Подумав, герцог ответил фразой, прижившейся в Морее со времен Средиземноморского похода адмирала Ушакова:

– Победителя не судят.

Этому угораздило случиться аккурат в сочельник.

Была среда, лил густой холодный дождь. Над озером звучали нескончаемые плеск и шорох – биенье мириад капель по листве, по воде. Горы потемнели и отяжелели, словно ниже стали. Доносились раскаты грома, то и дело хребты бело озарялись сверканием молний. Еле слышались колокола из-за гор – зов к началу рождественской службы. Добрые люди уже зажгли в очаге три пня, плеснули им вина и дали хлеба в честь Троицы, наложили сена на стол и под стол. Томился, глядя в окна, молодняк – пора рядиться козами и лярвами, идти колядовать, а тут такое ненастье!

Под колокольный звон у Дайры начались схватки. Глаза ее округлились, лицо осунулось и посерьезнело. Будто не замечая смятения Гри, она тонко, жалобно запела, созывая к себе Дев. Когда отошли воды, слетелось уже с десяток озерных хозяек. При входе в пещеру они сильным взмахом стряхивали брызги с полупрозрачных крыльев и выдыхали волны июньского тепла, согревая скальное жилище. Григора молча попросили вон, здесь мужчине дела нет. Одна Янира молвила: «До утра это место забудь». Только-только смог он подержать Дайринку за руку, ободрить пожатием, шепнуть доброе слово, потом надел пастушеский плащ с капюшоном и вышел в дождь.

Здесь ему открылось, что значит «места себе не находить». Сидеть, стоять – просто сил нет. Обходить кругом озеро значило раз за разом возвращаться к пещере, куда вход запрещен, а заглянуть страх как хочется.

Он поднял глаза к тропе, скрытой тьмой и ливнем: «Да что я топчусь?..» Как раз сверкнула молния, поцеловав огнем вершину горы, – вспышка высветила начало тропы, будто пригласила.

Та же молния, словно фотограф, обрисовала летящую фигуру в воздухе, полном застывших стеклянных прочерков, – еще одна! Размах острых крыл, стелящийся по ветру шлейф золотых волос, развевающаяся рубаха…

На полпути к тропе он встретил Илияну, спешно ковылявшую с клюкой – сгорбленная ворожея шла одна, без внучки, обычно сопровождавшей старуху.

– Что, юнак, выгнали?.. – оскалила она редкие зубы. – Ходи далеко! Ноги длинные, грудь широка – как олень скачи. Сегодня мой день ворота отворять. Видишь? Ждут меня, хором зовут. Куда им без старухи-повитухи? Я коряга от земли, они цветы от ветра и росы…

И, удаляясь, с одышкой сипло запела, качая головой:

Оскальзываясь на камнях, цепляясь за колючки шиповника и держидерева, пробирался Григор во тьме вверх по тропе, а в голове вертелось одно: «Все ли хорошо выйдет?.. Она сказала – мальчик. А какие ноги будут у него?..»

Своих ног он почти не чуял, когда сошел с гор в долину. Да и не думал – как идет, куда идет. Мелькнуло, что надо бы в церковь свернуть, но его вело напрямую к Меане. Туда он добрался часа через три после ухода с озера – скорее, чем днем, будто слова Илияны сил и быстроты придали. Лишь на пороге домика, который Пьетро гордо называл «особняком», Григор понял, что насквозь промок и продрог. Когда он ступил внутрь, от его плаща шел пар.

Как полагается, за рождественским столом было оставлено незанятое место. А уж компания у Пьетро собралась!.. Монастырский приор, синие монахи, мужчины и парни (иные открыто с патронташами), девицы, вдовицы, пара монашек-микеток – румяных от вина, но строгих на вид. Блюдо с пророщенной пшеницей, яслицы с глиняными фигурками в виде Младенца, Иосифа, ангелов – все по обычаям.

Пьетро, веселый и щедрый хозяин, сидел во главе стола – праздничный король в бумажной короне, с жезлом. На стене над ним висела рогатая маска в пышной клокастой шерсти – еще недавно он в ней, со свитой косматых, обходил соседние деревни, пугал непослушных детей… или предателей? Всем досталось – кому розгой, кому ствол из-под полы показали – берегись, не зарывайся.

– Виват Авету! – встал Пьетро, салютуя ему полным стаканом. – Силы в крылья, огня в мотор, детей в дом! Эй, девицы – мяса на стол, звезда взошла!

Все радостно загудели – первым на порог ступил черноволосый, это к большой удаче.

Раздав рукопожатия, приняв благословения, Григор сел с хозяином, хватил ракии, но не заметил ни вкуса, ни крепости. В углу свистел и пищал радиоприемник; парни крутили верньер, пытаясь уловить голос или музыку сквозь грозовые разряды.

– Рожает, – коротко и тихо молвил он в ответ на дядюшкин взгляд.

Как истый халдей, Пьетро во всем видел предзнаменования и знаки:

– Что со среды на четверг – пустяки. Солнцестояние! Да в дождь!.. Твой парень счастье принесет, он духовидец будет. И от матери ему дары положены.

– Вот я и думаю – чьи ему ноги достанутся?..

– Выброси из головы. Ты в ней любишь душу, а не ноги. Все, что от милой, – в радость. Тс-с-с! – вдруг поднялся он, вслушиваясь с закрытыми глазами. – Эй, приглушите радио!.. Выключите совсем!

Пирующие замерли. Скрип скамьи под кем-то прозвучал как громкий скрежет. В тишине властель слепо водил головой, улавливая нечто, лишь ему одному ведомое.

– Налить всем по полной, – очнулся Пьетро. – Идем наружу, это надо пить под небом. Вилич родился!

Восторженный рев сотряс стены и потолок домика. Тотчас откуда-то появились карабины, пистолеты-пулеметы, защелкали затворы. Григор, еще не способный осознать, что стал отцом, видел, как молоденькая микетка умело вставляет магазин в «беретту» M38. Все высыпали под дождь, и грохот беспорядочной пальбы заглушил шелест ливня.

– Наша земля! Вся земля наша!

– Пей, Водина! Гуляй, Морея!

– Видишь, – Пьетро обнял Григора за плечо, – все одно к одному. Сила к силе; к племяннику – внучатый. Одним корнем у гор стало больше, одним ручьем у озера. Иди к Дайре, ты ей нужен сейчас. Иди, не боясь, как взлетаешь.

Надолго стал пропадать Авет с небес Ядрана. Кому полагалось знать, те знали – у Призрака прибавление в семействе. Даже отчаянному гайдуку настает время голубить милу, одарившую его сыном, и радоваться, любуясь наследником. Станешь ли в такую пору сетовать, что Авет реже вылетает? Всем ведомо – когда придет час нанести удар, над Водиной мелькнет в сумраке тень гидроплана – и горе врагам!