Рита Кертс - Руимо. Пришедшая (СИ)

Мужчина, лицом походивший на сома, широко разинул рот и зевнул.

— Платить будем, али нет? — протянул он.

— Нет у меня таких денег! — от сильного удара стол, казалось, разломится надвое. Стражники, стоящие по бокам от дородного усатого мужчины, на поясе которого при каждом движении звенел толстый кошелёк, одновременно взялись за мечи. — Плачу за четверых, и точка! Забирай деньги и проваливай отсюда, мерзавец!

— Э-гее… — усатый тяжело вздохнул, взялся за подбородок. — Слышали, ребяты? Этот голодранец платить отказваецца. Не по порядку это, не по закону и против воли королевской. Что же делать, как же быть?

Он поднял с края стола потёртый мешочек с монетами, взвесил на ладони, состроив жалостливое лицо.

— Тут за двоих, а вас — четверо. Горе, горе! Придётса отдать долг королевству. Кого, мужик? — в чёрных глазах и голосе появилась угроза. — Двоих парней, али жёнушку с сынком? А?

Покраснев от злости, сапожник сжал кулаки, но стоило ему шевельнуться — острия мечей угрожающе вытянулись к его шее.

— Никого я вам не отдам, — он попятился, широко раскинув руки, и преградил путь к жилой комнате. — Костьми лягу, а не отдам!

— Я тебе верю, мужик, — раздался щелчок пальцами. — Хватайте эту рвань вместе с бабой его, да ведите на площадь. За свои слова поганые он ответит.

— А с пацанами что? — поинтересовался стражник, спрятав меч в ножны. — Повяжем?

— Принцесса Фелиция милосердна, и не одобрит этого поступка. Да и за своих выродков эти приблуды заплатили.

Стук копыт разнёсся по тихой, безлюдной улочке, обставленной ветхими одноэтажными домиками. В застеклённых окнах иногда мелькали лица — и, удовлетворив своё любопытство, быстро уходили в темноту, навевая страх.

На пути девятерым всадникам встретилась группа из пяти человек — пренеприятнейшей наружности дородный мужчина в дорогом бело-золотом костюме, перед ним — два стражника с белыми плащами, позади юноша с большим мешком в руках и ещё один стражник, завершавший процессию. Мужчина, уж больно похожий на сома, учтиво поклонился и стражники — за ним следом, как только появилась девятка всадников.

— Lunress, Tenumien! — громко выкрикнул он, взмахнул шляпой с пышным пером и двинулся дальше в сопровождении своей свиты.

Среброглазый одарил его строгим взглядом; нажал ногами за подпругой, и вороной жеребец побежал рысцой вдоль пустынной серой улицы.

— Фу…Чем это…

— Северным кварталом, Сарн. Что, никогда не бывал здесь? — Беата подогнала своего жеребца поближе к гнедому Сарна.

В голове ехали Рик и Александр, за ними Эйра, Генри, Креос и Деми. После них Беата и Сарн, и процессию замыкал Константин.

— В Вартоне я впервые, — в голосе волшебника слышались нотки смущения. — И мне этот город не нравится. Где все? Почему на улицах — ни души?

— Что за дьявольщина! — воскликнул Александр и послал кобылу в галоп, и все последовали за ним. Стоило девятерым всадникам выехать на мрачную площадь, в нос тут же ударил смрад. По центру располагалось нечто отвратительное и одновременно ужасающее, способное сильно пошатнуть психику человека, не видевшего ничего подобного. На месиво тел слетелась стая ворон.

Очередной рвотный позыв дал о себе знать, но желудок Деми был пустым как никогда.

— Как же так? — сорвался шёпот с её губ, когда она подъехала к Рику. — Там же…женщины, дети!

Рик остановил вороного жеребца, выпрыгнул из седла. Александр уже был рядом с «декорациями».

— Саша, куда ты? — Беата выпрыгнула из седла и бросилась за ним, но замерла и выругалась, как только увидела то, что находилось посреди квадратной площади.

Среброглазый прошёл мимо насаженных на колья, изувеченных до неузнаваемости тел, постоял с Сашей. Что-то долго говорил ему на ухо, и в знак согласия тот кивал головой. Рик ободряюще похлопал его по спине и двинулся дальше.

После кольев следовал ряд толстых проржавевших прутьев с насаженными на них головами, облепленными жужжащими мухами. Рядом с каждым казнённым можно было обнаружить табличку.

Лицо Рика, казалось, было высечено из камня, а взгляд был холоднее льда. Он был спокоен. Подобные зрелища уже давно перестали производить на него впечатление, вызывая больше гнев, нежели скорбь.

— Проклятье, — не выдержал Саша. — От кого защищаться, кого — защищать, когда человек способен на зверства не меньшие, чем Ментор!?

— «Украл королевского скакуна», — в голосе Среброглазого звенела сталь. Он подошёл к следующей табличке, залитой кровью. — «Изменник». «Изменник». «Организатор заговора против Её Королевского Величества». «Заговорщик». «Ударила своего господина». «Дезертир». «Нанёс тяжкие увечия стражнику». «Скотоложец». «Вор».

Последние два тела мерно покачивались на высоком столбе и, судя по виду, мужчина и женщина расстались с жизнью совсем недавно — вороны не успели выклевать им глаза.

— Этим повезло чуть больше, чем остальным, — Саша успокоился, умерил гнев. — За что их?

— «Отказались выплачивать налоги. Оскорбили сборщика и его свиту».

Светловолосый оскалился, добела сжал кулаки и плюнул.

— Остановись, Саша, — прогремел голос Рика, когда воин помчался по направлению к кварталу нищих. Мужчина замер.

— Они не уйдут! — бросил он в ответ, и на лбу показались синеватые полосы вен. — Я собственноручно прирежу этих мерзавцев!

— Мы уходим. Сейчас на правосудие нет времени.

— Я иду за ними!

— Воин! — все содрогнулись, когда Рик повысил голос. Стая ворон взмыла в небо, каркая и роняя чёрные перья. — В седло, немедля. Это приказ!

Не выдержав пронзительного взгляда Рика, Александр повиновался, не проронив больше ни слова.

Вороны вернулись на прежние места, расселись на черепице домов. Вороной Среброглазого рванул с места и помчался, словно чёрный вихрь. Восемь всадников последовали за ним, храня молчание.

Стражники в белых плащах и начищенных до блеска доспехах, на которых не было ни царапинки, поприветствовали всадников и отворили последние ворота.

Отвратительный, мрачный город теперь был позади, и каждый вздохнул с облегчением. После увиденного Деми пребывала в полном смятении, но успела заметить, что помимо Рика самыми морально устойчивыми были Константин и Креос: лица их не поменяли выражения с тех пор, как они покинули Белый замок. На остальных зрелище произвело впечатление, но в разной степени.

Черта, грубо отсекавшая живую землю от мёртвой алой пустоши, была всё ближе: этот переход от Преображённого Руимо к Первозданному был одним из самых резких и удивительных; впереди виднелось дерево, последние несколько лет носившее символичный характер: его недаром сравнивали с нынешним Свеххом. Магия, оживившая землю, затронула сухой ствол наполовину — там, где волшебство вступало в силу, ветви шуршали множеством золотисто-жёлтых листков, а со стороны первозданной были мертвы и навевали тоску своей наготой.