Евгения Федорова - Чувство времени (СИ)

— Тогда Ален, где Ален, я давно его не видел! Он мог взять сердце!

Обвинение в его голосе покоробило меня, и с этим я вспомнил…

Вспомнил, что видел, когда терял сознание.

Я чуть было не выругался в голос, зажмурился, восстанавливая каждую деталь. Неужели они вернулись? Видения, которые я был не в состоянии контролировать? Я совершенно не желал этого прошлой ночью, я не раскрывал сознание, но нечто ворвалось в мой разум и бросило меня на палубу.

— Он наверху, — равнодушно сказал Мастер. — Ты будешь подозревать нас? Мы доставили тебе сердце и нам не резон его брать.

— Этот Ален, будто вещь, — визгливо продолжал Мархар. — Имеет свойство постоянно теряться. Только не говори, что ты этого не замечал, вечно шныряет везде, за всем наблюдает. Он мог взять сердце!

— Никто ничего не крал, — Гевор поднялся и поглядел на содержимое сундучка. — Это и есть сердце водяного змея, наша самая древняя реликвия.

— Кристалл кварца? — опешил фантом. Казалось, он увядает на глазах.

— В легендах сказано, оно ссыхалось многие годы, пока не стало прозрачным и чистым. А вы вообще себе представляете длину водяного змея, представляете, какого размера должно быть его сердца, если думать о том, что он устроен как зверь?

Все молчали, но мои мысли блуждали слишком далеко от маленькой шхуны и ее сумасшедших пассажиров. Я будто наяву видел песчаные отмели, тянущиеся до горизонта подобно бесконечным болотам. Они походили и на пустынное, иссеченное каналами и протоками побережье. Вспомнилось, как я подошел к краю воды и взглянул туда, где кристально чистая вода билась о каменный обрыв, устремляющийся на умопомрачительную глубину…

Оглянулся и увидел Эстоллу, замершую на горизонте. Одинокие фигуры бродящих по суше людей…

Это то, что запомнил корабль. Отчаяние.

Я резко повернулся и железной хваткой сжал горло Мархара, прижал его к переборке и процедил:

— Дорогой, надо поговорить начистоту. Твой так называемый интерес исследователя меня не обманул, ты давно бороздишь моря в поисках этого сердца. Ты услыхал о стародавних временах и даже побывал на островах, где якобы убили водяного змея в тщетной надежде найти там что-то. И ты давно уже точишь зубы на Тур.

Фантом просипел что-то невразумительное, и я продолжал:

— Ты не нашел ничего, ни там, ни там! Ни подтверждений, ни опровержений. В протоках тех далеких островов на глубине не живут змеи, а на песке не осталось скелетов. Потому что островитяне древности не могли убить морского змея! Разве что он сам выбросился на берег, как выкидываются киты, чтобы умереть. Да, мне стоило догадаться об этом раньше! Сколько сил я приложил, что бы убить тварь, напавшую на Бегущую. А тут какие-то дикари!

— Демиан, — встревожено спросил Мастер, видя, как задыхается Мархар. Его лицо налилось кровью, а руки скребли по моему запястью в тщетной попытке ослабить хватку. — Только не спровоцируй…

Мы поняли друг друга: Мархар обладал единственным оружием против меня, и не дай Высшие ему его применить, все это закончится смертью.

— Эта реликвия, что хранилась на Туре, всегда была лишь бутафорией, — убедившись, что я разжал руки, подытожил Мастер.

— Да уж, — фыркнул я, — глупо было бы предположить, что эрвины, на чьих островах нет минералов, могли подменить артефакт на кристалл, который для них будет в той же цене. Нет, друзья, если бы островитяне полезли на Эстоллу, они бы искали семена или дурманы.

— Гадальный кристалл, — глухо простонал Мархар, хватаясь за голову и сползая на табурет. — Тупые дикари! Боготворить обычный минерал, найденный где-то в горах или купленный на архипелаге!

Я смотрел на фантома и не понимал. Мой старый друг Шива был мягким и удобным, будто накрывающая кровать шкура, мудрым и хитрым в своем стремлении чего-то достичь; в нем чувствовалась любовь к жизни и отстраненная полнота силы. Сложно объяснить на словах, что чувствуешь, находясь рядом с фантомом. Возможно, это сравнимо с тем, что ты ощущаешь, выходя на край обрыва, когда медленно перед тобой встает солнце, и замерший с ночи мир медленно оживает. Нечто великое, грандиозное, но легкое, почти невесомое. Но сейчас для меня фантом походил на пропасть. В нем не осталось места ничему, кроме злой решительности.

Я с ужасом думал о брошенных Мастером словах:

«Такой разный со всеми. Клоун! Лебезишь перед Северным и мурлычешь у ног Демиана» .

Что, если так все и есть?

— Кристалл, — пробормотал Мастер, пристально наблюдая за фантомом, — недавно кто-то нашел способ пройти сквозь него и говорить с чародеями острова.

— Немые! — фантом подскочил, я почувствовал в нем странное, нервное возбуждение. — Наверняка они пробрались и сюда. Лучшие на материке, да, они могли бы проникнуть куда угодно! У них есть глаза везде, на суше и в море, — он внезапно запнулся, бросая на нас диковатые взгляды, будто подозревая нас самих в причастности к Ордену. Его бормотание стало тихим и бессвязным, я мог разобрать лишь часто повторяющееся «зря, все зря».

— Гевор, поднимись на палубу и позови Кавалара, — попросил Мастер.

— Да, нам придется вернуться на Лалу, — задумчиво согласился я, слишком поздно понимая, что маг ночи имел в виду нечто другое. Он хотел сдать обезумевшего от горя капитана его команде. Теперь Мастер ждал от меня объяснений, едва заметно приподняв бровь. Похоже, все происходящее казалось магу забавным, несмотря на видимый трагизм ситуации. Видно в силу своего возраста он зачастую не в состоянии переоценивать те или иные события, а неожиданности развлекают его, возвращая жизни остроту. Каждый раз убеждаюсь в этом снова и снова, но забываю, потому что это кажется мне немыслимым. То, что заботит Мастера и то, что доставляет ему удовольствие, не имеет никакого отношения ни к моему пониманию, ни к моим собственным взглядам на мир.

«В этом не его вина», — пытался я убедить себя, но вместо этого чувствовал, что оскорблен его действиями. Трагедия, произошедшая с Марикой, мучения, которые я перенес, разочарование за разочарованием, насмешки и надменные взгляды, теперь это, а Мастер испытывает всего лишь заинтересованность?!

«Драконьи кости! А что он должен ощущать по-моему? — спросил я себя. — Сострадание к тебе? Жалость? Хочешь, чтобы он присел рядом и доверительным тоном заговорил о том, что произошло? Заверил, что не хотел принести вреда?»

«Ты сам обманываешь себя! Ты сам говорил, что в прошлом не существует вероятности, потому что все уже случилось. И ты сам отказался говорить о драконах и фантомах, об истории мира и собственной истории, заслонившись Марикой! Ты сам сделал выбор и, будь необходимость, решение осталось бы неизменным. Разве не так? Так».