Евгения Федорова - Чувство времени (СИ)

— Ждать, — чтобы снять сковавший меня морок, я тряхнул головой.

— Скоро придет ночь, и я уверена, они полезут на корабль, чтобы достать нас, — жалобно сказала Марика. — Акулы, я видела человека, которого покусала акула. Страшные раны, вырванные куски мяса, через которые проступают кости. Он так мучился, так мучился, прежде чем все равно умереть… и эти… они будут рвать нас еще живыми. В темноте мы не сможем защититься…

— Тихо, — шикнул я, — без истерики. Ты права, в темноте они будут еще опаснее, но мы же с тобой люди, а они — всего лишь животные. Мы закроемся и проведем ночь внизу. Корабль будет идти по воде сам, в здешних водах нет мелей, а руль невозможно сдвинуть с места. Так что пусть себе твари рыскают по палубе, пусть удостоверятся, что здесь им больше нечем поживиться. Думаю, к утру большая часть их уйдет туда, где остались плавать тела моряков в надежде, что удастся найти еще что-то. Это же всего лишь животные, в них нет злого умысла, только инстинкты, а память о съеденном подскажет, где искать добычу.

— Не понимаю, как можно оставить корабль без присмотра!

— Почему же без присмотра, Марика? Мое внимание направлено на него постоянно, но для этого у меня нет нужды стоять на палубе.

Мне не хотелось ее отпускать, но, чтобы придать девушке храбрости, я отстранился и протянул ей кошкодер.

— Возьми меч и всегда носи его с собой, — сказал я и тут же покачал головой. — Это я конечно глупость сказал, давай найдем тебе что-то более подходящее под твою изящную руку.

— Я не слабая, — тут же ощетинилась Марика, — удержу и этот.

— У Баста был одноручный меч, думаю, он принадлежит тебе, — я спустился вниз и, сдвинув несколько рукоятей, взял простые потертые ножны, которые снял с тела помощника капитана. Это было верное решение, девушка зажмурилась, а когда открыла глаза, в них была решимость.

— Да, — сказала она, — этот меч мне подойдет. Он учил меня с ним обращаться.

— Ой ли? — усомнился я.

— Я держала его и не раз, — сказала она, но теперь, когда ее опекун был мертв, не было смысла скрывать то, что она брала его оружие без спроса. И не было смысла стыдиться этого, теперь никто не мог ее упрекнуть.

— Ну, тогда он твой, — я помог ей приладить ножны на пояс и заметил на ее губах тень улыбки, когда отпустил вес меча, и она ощутила его на своем теле. Согласен, этот вес делает человека сильнее и возвращает храбрость, если, конечно, у человека она есть, но не стоит верить, что меч способен что-то изменить. Без умения он — лишь бессмысленный груз на твоем поясе.

Ничего этого я говорить не стал, иначе это вылилось бы в очередной спор или вовсе в вызов, который она бы бросила мне, оголив клинок. От вспыльчивого нрава девушки вполне можно было ожидать чего-то подобного, а я не хотел сейчас заниматься этими глупостями, хотя, не скрою, я многому бы мог научить ее. Умения, влитые в меня чужим оружием, выжглись в моей душе достаточно глубокими рубцами, чтобы сказать, что я владею мечом в совершенстве. С другой стороны, я всегда избегал применять оружие, не желая упиваться насилием. Не всем суждено быть бойцами, вот, как я оправдывал свое миролюбие.

— Ну, а если они повредят снасти? — погладив ножны, спросил Марика.

— Оглянись, что еще здесь можно повредить? — я вздохнул. — Вряд ли звери столь глупы, что начнут грызть канаты или доски. Подумай хорошенько об опасности пребывания на палубе: ночью никто не помешает стащить тебя за борт. Как оказалось, я все же был недостаточно бдителен, раз позволил себя поранить!

— Ну, мыть палубу с мечом на поясе ужасно неудобно, — неожиданно решила утешить меня девушка. — Давай ты посидишь на лестнице и посмотришь за нами, чтобы не дать мирангам вновь подняться на палубу. Тебе надо отдохнуть, — видя, что я собираюсь возразить, категорично заявила она. — Окуная тряпку в воду, ты намочишь повязку, если она загноиться, будет только хуже. Или, ты думаешь, я не смогу смыть эти разводы?

— Сможешь, — вздохнул я.

— Тогда я ототру их, и мы все вместе пойдем вниз, сумерки уже совсем рядом.

Я молча кивнул и сел, взяв кошкодер в левую руку и положив его поперек колен, готовый в любой момент сорваться с места.

«Страж мертвого корабля», — невесело подумал я.

Ночь принесла успокоение.

Я потратил вечер на то, чтобы через единственный оставшийся открытым порт поднимать воду, а Марика вымыла пушечную палубу. Крови здесь было также много, но в шесть рук вместе с Гарретом мы справились до полной темноты.

Я проверил уцелевшие лампы и запасы масла. Часть его вытекла из бочек и плескалась вместе с тухлой водой в трюме. Случайная искра воспламенила бы корабль в считанные мгновения.

Бочки с порохом тоже были повреждены, и, прежде чем зажечь лампы, я удостоверился, что весь высыпавшийся порошок собран и выброшен за борт.

Теперь на деке слабо трепетали огоньки, порты были тщательно закрыты, я проследил, чтобы ветровой напился и снял грязную одежду, после чего помог ему устроиться в гамаке. Он не сопротивлялся и вполне понимал, чего я от него хочу, но снова казался безучастной пустой оболочкой.

Чтобы не придаваться грустным мыслям о еде — я даже не стал говорить о возможной рыбалке, так как в кишащей хищниками воде вряд ли можно было поймать что-то, кроме зубастых тварей — я поднялся со светильником в каюту и вновь осмотрел ногу Алена. Чтобы снять засохшую повязку, ее пришлось некоторое время отмачивать, но мои старания были вознаграждены: рана выглядела почти идеально. Окруженная широко растекшейся краснотой, она все же закрылась ровной коркой. Надеюсь, воспаление к утру спадет. Юноша дышал достаточно ровно, хоть и поверхностно, лихорадки не было, и я снова перевязал его на этот раз полосой такой же, как на моей руке, желтой ткани. Марика принесла ее достаточно, чтобы несколько дней менять повязки и мне и Алену.

Подумав, я приподнял голову юноши и осторожно, понемногу влил ему в рот воды, время от времени поглаживая по горлу, так как сам он глотать не мог.

На палубе что-то отчетливо грохнуло, Марика, которую я оставил в кают-компании, придушенно взвизгнула, чем напугала меня до полусмерти. Я скатился к ней за два стука сердца и тут же обругал себя за ненужный порыв. Девушка сидела за столом, поджав к груди босые ноги, и испуганно глядя на пробитый дырами потолок.

— Я подумала, — сказала она жалобно, — что, если они проломят доски и все упадут сюда? Они же толстые и тяжелые…

— Просто не расставайся с мечом, — это все, что я мог ей сказать. — Здесь самое безопасное место. Подвесь к балке гамак и ляг отдохни — день был тяжелым даже для мужчины, что уж говорить о тебе.

— А чем я хуже мужчины? — полюбопытствовала она, и я понял, что задел за живое. Мне ужасно не хотелось оправдываться или спорить.