Альберт Зеличенок - Посиделки в межпланетной таверне «Форма Сущности» (СИ)

— Кто это там? — спросил я Хабарлога. — Неужто эльфы?

— Один эльф, — поправил он меня. — От нескольких шума было бы поболее. И битых бутылок тоже, — отметил он очередную эскападу подгулявшего представителя весёлого народца.

— Странно, — сказал я. — Как-то я себе эльфов иначе представлял.

— Все их другими воображают. А они вот такие, и ничего с этим не поделаешь. Потому мы, гномы, их и не любим. Т-ш-ш, кажется, он нас почуял.

Пение, действительно, прекратилось, и, судя по направлению, в котором перемещался шум, часовой двигался в нашу сторону. Несколько раз он упал (однажды, судя по бурной реакции, особенно удачно), потом раздался треск ветвей, проклятия и торопливые сосущие звуки с хлюпаньем — он явно вломился в заросли спрутеня, который, наряду с костоломкой голодной, является любимым лесонасаждением эльфов. Наконец страж добрался до нас и остановился, не дойдя метров трех.

— Эй, кто вы такие? — крикнул он.

— Путники, — осторожно ответил я. — Направляемся к чародею по важному делу. Разрешите пройти.

— Не разрешаю, — важно объявил он. — Приказ такой: ночью никого не пропускать. Лучше посидим до утра, мужики, выпьем, пообщаемся, а то мне уже стрёмно здесь одному торчать. А светло станет — разберёмся.

Нас тоже не очень тянуло пробиваться к замку во тьме — наверняка, с рубкой, со скандалами и с риском заблудиться в горной местности, заполненной рукотворным и нерукотворным мусором. Поэтому мы согласились. Растянули на земле эльфийский плащ, выложили припасы, приняли, закусили.

— Ну что, давайте рассказывайте что-нибудь, — предложил часовой.

— Пусть он сам говорит, — шепнул мне на ухо гном. — Дивные всё одно, кроме себя, никого не слушают. Соглашайся на все и терпи. Критики они не приемлют и сильно обижаются. Не то что мы — ребята простые, отходчивые.

Эльф не заставил себя долго упрашивать.

— Зовут меня Гоэлрос, — заявил он, не поинтересовавшись нашими именами. — Живу здесь с момента, когда на небе установили Луну, и собираюсь жить вечно, если, конечно, не будут постоянно доставать. В противном случае выйду на пенсию и эмигрирую на Запад.

— На Ближний или на Дальний? — поинтересовался Хабарлог.

— На Заокеанский, конечно. Куда ещё стремится уехать каждый разумный эльф? Но пока у меня и здесь карьера неплохо складывается. Я — второй заместитель помощника начальника караула по идейно-политической части. Поэтому по служебной необходимости много читаю, ловлю ночами по палантиру вражеские голоса и готов дать отпор любым выпадам их пропаганды. По опыту знаю, что первое, о чем хотят послушать уставшие путешественники, — это о сотворении мира, происхождении видов и о том, почему оно всё столь скверно вышло.

Не знаю, как другие, а я на лекциях примерно минуты через три после начала впадаю в полубессознательное состояние: глаза у меня при этом открыты, могу сидеть, ходить, даже разговаривать, но без участия головного мозга. Ответственно заявляю: эта способность многократно спасала мне если не жизнь, то уж рассудок точно. Отключился я и в данном случае, и посему в настоящей повести вы не найдете монолога Гоэлроса. Однако дикий гогот гнома, периодически доносившийся до меня сквозь полудрему, можно считать косвенным подтверждением справедливости расхожего мнения, что, с точки зрения эльфов, вся история мироздания — цепь забавных эпизодов преимущественно эротического характера. В итоге они меня таки разбудили, но, учитывая наличие в составе аудитории девушек и несовершеннолетних, я не рискну излагать здесь некоторые личные комментарии нашего визави к ряду классических легенд.

Завершив речь, Гоэлрос приложился к бутылке с перебродившим нектаром урожая 1438 года, произвеё несколько крупных глотков и лишь затем перевел взгляд на нас. Глаза его округлились. Стало уже довольно светло, и он наконец-то смог разобрать, с кем имеет дело.

— Дракон! И гном! Ну и вляпался же я. Тревога!

Однако из-за посталкогольного синдрома голос его звучал, скажем так, не очень звонко, и не вызвал в округе заметного оживления.

— Не могу поверить, — бормотал он, судорожно пытаясь выдернуть из ножен застрявший меч, — что это происходит именно со мной.

— Погоди, — успокаивающе сказал я, мысленно прикидывая наши шансы. — Мы пришли с миром. Мы одной крови — ты и я.

— Ну, это ты, положим, загнул: всем известно, что у вас, драконов, кровь зелёная.

— Ладно, я немного преувеличил. Но мы в самом деле не имеем враждебных намерений. Я всего лишь несу в дар волшебнику небольшой сувенир от нашего семейства.

— А когда старичок прикоснётся к нему, презент скажет: «ба-бах» — и замок Абар-Кадабр, сооружение одиннадцатого века, представляющее также и архитектурную ценность и находящееся под защитой государства, птичкой вспорхнёт в небеса. Опять же и дедушку жалко. Он нам, знаете, сколько добра сделал? — Гоэлрос принялся перечислять, загибая пальцы на руках, а затем и на ногах. — Заасфальтировал территорию, разбил клумбы, построил две школы, салун и тюрьму, открыл дельфинарий, планетарий и колумбарий. Обучает эльфят джиу-джитсу, йоге и ненормативной лексике. Перевёл на квэнди «Кама-сутру» и изобрёл двадцать восемь новых поз. Построил завод по переработке тяжёлой воды в огненную и сейчас договаривается с русскими о поставках сырья. Научил нас печатать фальшивые ассигнации и стрелять из «винчестера». Организовал курсы стриптиза с гастролями за границей. А с тех пор, как умер Кароян, у нас регулярные концерты классической музыки. И всё это — за одну зарплату старшего лаборанта. Да что там говорить — симпатичный пенсионер. Не пропущу я вас к нему, нашли тоже дурака.

Похоже, он занял твёрдую позицию. Надо было искать другие аргументы, и у Хабарлога они были.

— Мы — гномы простые, недалёкие, словесным вывертам необученные, — заявил он, выходя вперёд. — Я вам вот что скажу: бей эльфов! Казад! — зарычал он, воздев над головой секач.

Гоэлрос вытащил наконец-то меч, порядком-таки заржавленный. Насколько я смог разглядеть, клинок был густо покрыт нецензурными рунами и непристойными рисунками.

— А Элберет Гилтониэль, — выкрикнул он старинный эльфийский клич, смысл которого давно утерян в веках, даже если и присутствовал когда-то.

И два бойца схлестнулись, нанося повреждения окрестному ландшафту и сметая некстати подвернувшуюся живность. Я решил не мешать, обогнул их, стараясь не попадаться на глаза, и вошёл в запретные пределы.

Моему взору открылась широкая долина, усеянная газетными киосками, автоматами по продаже кока-колы и пончиков и фланирующими эльфами. Многие были в шортах и гавайках, но все — при оружии. Еще чуть-чуть — и я буду замечен. Даже если я воспарю, меня достанут стрелами. Что-то нужно было срочно предпринять. Похоже, что выход был единственный. Я вздохнул, представив тающий банковский счёт, вынул из-под левого крыла мобильный телефон и вызвал семейного имиджмейкера.