Анастасия Сычёва - Час перед рассветом

Это было страшно. Несмотря на то что моя память не пострадала, я была охвачена подсознательным страхом сойти с ума. Оставаясь наедине с собой, начинала по очереди перебирать имена своих родных и знакомых мне придворных. Вспоминала даты рождения моих родственников, какие-то события из своей жизни, воссоздавая их практически по минутам. Я повторяла про себя заклинания и структуры плетений, восстановила разговор с Хель от первого до последнего слова. И все равно в некоторые моменты мне начинало казаться, будто я — уже не я. Со мной в эти дни никто не говорил, не считая Нарциссы, отдававшей приказы, даже не глядя на меня. Никто не смотрел в мою сторону, словно меня просто не существовало. Конечно, это было мне только на руку, но все чаще я ловила себя на том, что неосознанно прошу Снотру, богиню разума, дать мне сил и благодарю Хель за то, что спасла от смерти. Также я понимала, что надо ускорить поиски гримуара, поскольку не знала, надолго ли хватит у меня сил все это терпеть и ждать.

Впрочем, в день штурма я поняла, что мои предыдущие жалобы были глупы. Теперь мне стало еще тяжелее. Во-первых, весь день мои нервы были натянуты как струны из-за готовящейся атаки. В середине дня к нам стали поступать первые раненые. Тогда я впервые поняла, что мелкие ушибы и царапины, которые я залечивала раньше, — это не совсем то, чем мне предстояло заняться сейчас. Конечно, я знала достаточно плетений — в том числе и для лечения тяжелых ранений — но лишь в теории. Но, рассудив, что деваться все равно некуда, а практика мне тоже нужна, приступила к работе. Помещение постепенно наполнилось запахом крови, пота, грязи. Оказывая помощь первому раненому вампиру, — у него были жуткие ожоги на голове и на теле — я едва сдержала рвотный рефлекс. Со вторым было полегче, с третьим — еще легче… А у четвертого была глубокая рана в бедре, и, чтобы оказать помощь, мне пришлось раздеть его. К счастью, сам раненый находился без сознания и не видел ни отвращения, ни краски смущения на моем лице. Про себя я вновь возблагодарила чепец с широкими полями — часть одежды лекаря, который закрывал все гримасы, появлявшиеся на моем лице в тот день. Несколько раз я с трудом удержалась от того, чтобы не упасть в обморок, когда к нам принесли вампиров с распоротыми животами и вываливающимися из них на всеобщее обозрение внутренностями. Я потеряла счет тем, кого спасла, мой фартук был целиком покрыт бурыми пятнами засохшей крови. Не знаю, сколько раз за этот день я повторяла самой себе, что просто должна это сделать, чтобы не вызвать подозрений. За несколько часов тяжелой работы, когда ни разу не присела, я постепенно абстрагировалась от стонов, криков, жутких ран и лишь методично делала свое дело.

Мне претила мысль о спасении жизни врагов, но я отдавала себе отчет, что не смогла бы хладнокровно убить их, раненых и беспомощных. Просто не хватило бы духу.

Краем уха я слышала, как не очень тяжелораненые рассказывают Нарциссе о том, как проходил штурм. С удовлетворением я услышала, что взять Ормонд вампирам так и не удалось. Обороной руководил Оффали, и люди дали достойный отпор. С крепостных стен они поливали врага раскаленной смолой, стреляли по вампирам… Правда, нельзя было не признать, что долго так Ормонд продержаться не сможет, среди людей было сегодня много погибших. Еще одна или две атаки — и осаде конец. Плохо, очень плохо. Мне надо спешить.

Я занялась очередным раненым. У него глубоко в груди засели две стрелы. Разрезав на вампире рубаху, я убрала лоскуты ткани и, крепко взявшись за древко, выдернула сначала одну стрелу, затем другую. Раненый дернулся и застонал — я не старалась действовать осторожно. Затем наполнила энергией обеззараживающее плетение и отправила его прямиком в раны. Формируя второе плетение, — заживляющее — я пропустила момент, когда ко мне подошла Нарцисса, и очнулась, услышав ее командирский голос:

— Привезли пленных. Закончишь с этим — возьми фляги со стола и отправляйся к ним в подвал.

— Зачем? — не поняла я. Мой голос прозвучал монотонно и равнодушно.

Она раздраженно ответила:

— Раненым нужна свежая кровь, причем человеческая! Пленные для этой цели вполне подойдут. Только не убивай никого. Скот следует поберечь.

Она отошла, не заметив, как я заледенела. Она только что велела мне перерезать вены ормондцам, чтобы получить кровь для вампиров?! По позвоночнику внезапно пробежал жуткий холод, а руки задрожали. Я не смогу! Одно дело — помогать раненым, и совсем другое — резать живых людей! И еще это высокомерно произнесенное «скот». Вот как вампиры относятся на самом деле к людям. Вся их вежливость — лишь шелуха, которая сползает при любом удобном случае. Мы для них — просто животные, и ничего больше. Как же это мерзко… Почему же Хель им покровительствует? Есть ли в этой расе вообще хоть что-то хорошее?!

Вампир перестал стонать и замолк. Я была вынуждена подняться и пойти исполнять приказ. Не выполнить нельзя — низшие вампиры подчиняются высшим… На негнущихся деревянных ногах я подошла к столу, взяла несколько больших фляг с закручивающимися крышками и отправилась к лестнице, ведущей вниз. Каждый шаг давался мне с трудом, будто я шагала к эшафоту. Что же делать? Неужели я пойду на это? Сделаю все, что потребуется, чтобы не раскрыть себя? Но это же так… бесчеловечно, отвратительно, неправильно!

Вампиры, дежурившие в подземелье, пропустили меня без каких-либо вопросов. Взглянули на меня, узнали и молча посторонились. Пленные сидели в глубине подвала. Руки у всех были связаны. При виде этих окровавленных лиц меня снова замутило. Отвращение к самой себе затопило меня целиком. Один из солдат внезапно открыл глаза. Прищурившись в полутемном помещении, он разглядывал меня какое-то время, а потом коротко хохотнул:

— А, кровососка пришла! Проголодалась, что ли?

У меня волоски на руках встали дыбом. Надо покончить с этим как можно скорее, иначе я точно сорвусь. На одном дыхании выпалила заклинание, обездвижившее людей, поскольку я не была уверена, что кто-нибудь из них не набросится на меня, пусть и связанный. На лицах мужчин появилось беспокойство и недоумение. До боли сцепив зубы, я подошла к одному из них, засучила ему рукав до локтя, достала захваченный из лазарета нож с узким лезвием и нанесла решительный удар по вене. По руке заструилась кровь, и я торопливо подставила горлышко фляги. Проделывая все это, я чувствовала себя приговоренной к смертной казни.

— Сука! Упырица! Шлюхина дочь!

Оскорбления посыпались от всех пленных, причем были и гораздо более грубые выражения. Я превратилась в один сплошной оголенный нерв, ненавидела себя за то, что делала, и ничего не могла изменить. Когда решила, что первому мужчине достаточно, я отпустила его руку, которую удерживала в нужном мне положении, и увидела на ней глубокие следы от собственных ногтей. Под нос пробормотала заживляющее заклинание, и с руки пропал порез и оставленные мной полукружия. Я перешла к следующему. Поток ругательств не стихал, и я была готова согласиться практически со всем услышанным. Глубоко внутри надеялась, что смогу снова абстрагироваться от происходящего, но ничего не получалось. Каждая деталь воспринималась очень отчетливо и навсегда врезалась в память. Отвращение к самой себе затопило меня, я чувствовала себя грязной, испорченной, как будто изнасилованной морально.