Инна Живетьева - Черные пески

Митька усмехнулся. Кажется – десятилетия прошли с того дня, как стоял перед королем и говорил: «Из рук ваших принимаю родовой меч…»

– Ты ехал учиться воинскому ремеслу.

– Учиться защищать! Это долг мужчины. Мой долг. Но призвание свое я вижу в другом.

– Стать летописцем, – снисходительно кивнул Курам.

– Нет, не так.

Бровь Хранителя приподнялась удивленно.

– Стать летописцем, чтобы узнать правду. А сейчас еще скажу: не дать забыть. Иначе толку в моих изысканиях! Я не хочу, чтобы так быстро забывали.

– Благая цель, – вяло улыбнулся Курам. – Мне будет жаль, если ты погибнешь.

Княжич тронул пальцем скулу, провел по нитке шрама.

– А наше испытание ты бы рискнул пройти?

– «Награда прошедшему – право называться летописцем», – процитировал Митька.

– Да. Всего лишь.

По окончании испытания дают не золотую побрякушку или роскошно изукрашенный пергамент, а суровую нитку, чтобы завязать вокруг запястья правой руки. На нитке той три бусины: каменная, деревянная и стеклянная – прошлое, настоящее и будущее. Ее не носят напоказ, в Роддаре и без знаков отличия знают, чьим рассказам можно доверять.

Курам рассматривал Митьку сквозь пустой бокал и чуть кривил в усмешке губы.

Того, кто не выдержал испытания, презирают, как хвастливого зарвавшегося юнца, ни один роддарец не доверит ему свою спину.

– Да. Но вы все равно не позволите чужеземцу.

– Налей вина.

Хранитель сегодня казался странно рассеянным. Вот и сейчас он смотрел в окно, на завихрения белой мути, словно ему и дела нет до гостя, непонятно даже, зачем пригласил.

– Метель начинается. Одна из последних. Мир перерождается. Каждый год – из холода в тепло. – Курам отхлебнул вина и неловко, громко стукнув, поставил бокал. Агрина вскинула голову, посмотрела внимательно на хозяина. Тот морщился и тер пальцем висок.

– Вы себя плохо чувствуете? Позвать кого?

– Не надо. Задерни шторы.

Митька отгородил кабинет портьерами от снежной круговерти.

– Да, метель. Может быть, последняя. Впрочем, это я уже говорил. Что такое для тебя метель?

– Снег. Холод. Лошадям трудно найти дорогу. Пешком – вязнешь в сугробах. Стрелять почти невозможно. В метель вообще трудно воевать. Я не люблю метели.

– Так ты же не любишь воевать, – поддел Хранитель.

– Да. Но там сейчас воюют другие.

Курам вздохнул еле заметно, словно говоря: опять ты за свое.

– Последняя метель – не просто снег и ветер. Это смятение мира. Именно в такое время особенно податливы наслоения времени.

Сердце закаменело до боли, и только через несколько мгновений тяжело стукнуло и снова погнало кровь по венам.

– Ты готов стать проводником? – слишком буднично спросил Курам.

«Нет», – испугался было Митька. Но Хранитель дважды не спросит.

– Да.

Конечно, да. Теперь он знает: Курам не так уж властен над прошлым. Его дар – вывести на дорогу и помочь в пути. Куда же приведет тот путь, по каким местам пройдет – во власти проводника.

– Сегодня у тебя получится. – Курам снова потер висок, глянул на застывшую почти на шестерке минутную стрелку. – Вслушивайся в пульсацию времени. Тебе трудно услышать его, и потому смотри на циферблат. Слейся с ритмом. Стань им. Войди в поток и плыви. Вынырни там, где необходимо. Ткань времен дрогнет, когда отобьется полчаса – у тебя есть этот миг.

Митька откинулся на спинку кресла, положил руки на подлокотники. Часы хорошо видны, в свете лампы отливают желтизной медные цифры и окантовка. Зацепился взглядом за тоненькую стрелку. Рывок – сдвинулась с места, – выдох. Вдох – пока стоит на месте. Рывок – выдох. Вдох – пауза. Движение – выдох. Вдох. Круг замкнется, но время не остановится – и начнется новый оборот. Ритм извечен, хоть и непривычен человеческому дыханию. Но движется стрелка, и Митька живет с ней воедино. Захрипел механизм предвестником удара – княжич судорожно стиснул резные подлокотники.

– Бо-о-ом!

Толчок!

– …Эй, открывай!

Лязг засова, скрип петель – сначала приходят звуки.

Стук копыт. Гремят колеса по камням.

Пелена спадает с глаз, так солнце высвечивает в туманный день, сначала проявляя контуры, потом рождая форму и цвет.

Крепость. Очень старая – башни не выдавлены наружу для лучшего обстрела и сливаются со стенами. Чудится в ней что-то знакомое, словно видел когда-то. Распахнуты ворота. Въезжает громоздкая карета, запряженная четверкой лошадей.

…Стонет дерево – в часах гаснет отзвук удара.

– Я видел! Хранитель, я видел!

– Ну, это несколько громко сказано. Так, тень, не больше, – размеренный тон Курама гасит отчаянную радость. Впрочем, Хранитель тут же добавил: – Но твой успех превзошел мои ожидания, поздравляю.

– Крепость, да, вы тоже видели? Там такие башни… Как не хватает чего-то… Если бы… Да! Торнхэл! Еще не перестроенный, старый. Ну да, без Западной башни совсем другие линии. Но точно – Торнхэл! – Митька осекся.

– Продолжай.

– Или Динхэл, – ответил нехотя. – Замок когда-то принадлежал нам, но был потерян. Отдан роду Оленя. Не знаю, почему так вышло, этого нет в хрониках.

– Что тебя связывает с этим родом сейчас?

– Вы так уверены, что связывает?

Хранитель не счел нужным ответить. Митька выпрямился.

– Княжич Артемий Торн, наследник рода серебряного Оленя, – мой побратим.

– Интересно, – протянул Курам. – И когда вы обменялись оружием?

– Сразу после того, как узнали о мятеже, – четко, без запинки ответил Митька.

– Переплел Создатель. – Хранитель помассировал висок. – Вот уж выдалась сегодня метель.

– А можно, я попробую еще раз?

– Да. Когда часы будут отбивать пять.

Курам потягивал вино и смотрел на княжича с любопытством. Сейчас, когда разрешение было получено, Митька рискнул спросить:

– Хранитель, а почему? Я же знаю – чужеземцам не любят открывать тайны.

Курам выплеснул остатки вина в камин – зашипело, и опять взвилось пламя. Агрина недовольно приподняла голову и с тяжелым вздохом снова опустила ее на лапы.

– Скажи, ты чувствуешь своего коня? Когда он послушен, а когда не желает подчиниться? Когда можно послать в галоп на радость ему, или когда он может только нехотя переставлять ноги?

– Конечно, – ответ был краток, по большому счету он и не требовался.

– Я же, Хранитель, чувствую время, как ты чувствуешь коня. Сегодня – хороший день для скачки.

Митька вспыхнул от негодования.

– А я что, хороший конь?

Курам ухмыльнулся.

– Ты научился быстро делать выводы. Если тебе так приятнее, думай, что ты хороший проводник. Тебе ведь нужно что-то там, в прошлом. Я был бы плохим Хранителем, если бы не учуял твой интерес. Что? Неужели тебя так волнует, почему твои предки потеряли замок?

– Может быть, – Митька открыто встретил взгляд Курама. Ведь действительно может быть, что проклятие рода связано с Торнхэлом.