Инна Живетьева - Черные пески

Монотонный голос Хранителя похож на редкий дождь, что стучит по крыше беседки. Пахнет дымом – служанка принесла самовар. Свежая выпечка поблескивает лакированными сахарными боками, дразнит ароматом. Мама придирчиво пробует доставленное из усадьбы варенье. Митькино любимое – из крупного полосатого крыжовника, внутри каждой ягоды притаился кусочек ореха.

– Повтори!

Обрывки видений закружились вялыми осенними бабочками. Княжич с ужасом понял, что не слышал ни слова. Курам утверждает, что человек ничего не забывает. Но память пуста. Только стук дождя и вкус варенья, Митька облизнул пересохшие губы.

В глазах Хранителя – разочарование. Княжича как толкнуло изнутри:

– Чудо уместно лишь там, где течение обыденности замедляет свой ход или же закручивается водоворотом.

Алый закат слепил. Окна в зале для приемов высокие, и лишь наполовину стена Корслунг-хэла закрывает небо. Мужчины в плащах с вытканными корслунгами и змеями смотрели, как Хранитель Курам повязывает на руку мальчишке-чужеземцу нитку с тремя бусинами.

Митьке кажется, что это происходит не с ним. Не он – босой, в мятой рубашке и грязных штанах стоит перед столькими знатными людьми Роддара.

– Сюда. – Курам ухватил за плечо, и, провожаемые взглядами, они прошли к узкой запертой двери. На темном дереве извивалась громадная железная змея, замок прятался у нее в пасти. Ключ владетель вытянул из-под рубашки.

Узкий коридор уводил к центру Корслунг-хэла. Его перегораживали двери, охраняемые железными змеями. Все ключи для них Хранитель берег на груди. Митька думал, что они спускаются под землю, и потому удивился, когда из-за следующей двери показался свет. Вышли в крохотный дворик, со всех сторон окруженный стенами, такими высокими, что, казалось, они внутри башни. Во дворе стояла часовенка, сложенная из грубо обтесанных каменных глыб.

– По преданию, когда возле Рагнера начали строить Корслунг-хэл, то перенесли сюда прах покровителя Родмира и над его могилой поставили часовню, – сказал Хранитель.

– А на самом деле?

– На самом деле как таковой могилы Родмира нет. Дом Дарека и Миры сожгли, опознать никого не удалось. Все кости похоронили вместе. Но то, что сюда привезли землю, – правда.

– Но почему – здесь? – Митька показал на высокие стены.

– Потому что сюда вольны прийти лишь трех в случаях: владетель, перед тем как впервые выйти к своему народу, Хранитель, дабы испросить благословения, и летописец по окончании посвящения.

В часовне было темно, Курам зажег лампаду только у одной иконы. Покровитель Родмир на ней казался строгим и серьезным. Это был чужой покровитель, и Митька не ждал от него никакого знака и потому спокойно встал там, где велел Хранитель. Земляной пол часовни холодил пятки. «Могильный холод», – усмехнулся про себя княжич, вспомнив о захоронении. Шутка была дурацкой и даже кощунственной. Митьку раздражала и эта часовня, и торжественное молчание Курама. Эй, покровитель Родмир, твоему желанию угождают, желая смочить карахар в крови илларского короля!

Дернулся огонек в лампаде, покровитель на иконе взглянул княжича с укором и покачал головой. Нет, не на иконе – молодой парень в военном кафтане, с мечом в простых ножнах, отделился от стены и неслышно подошел к гостям. Сердито посмотрел на Хранителя, разве что пальцем не погрозил. Потянул меч, но, не достав его и наполовину, резко вдвинул в ножны. Произнес что-то беззвучно, лишь по движению губ угадывалось: «Не смей!» Лицо владетеля стало мучнисто-бледным, на лбу выступила испарина.

Парень – да какой парень, Родмир, покровитель Роддара! – протянул к лицу княжича руку. Митька почувствовал легкое движение воздуха, но не уловил человеческого тепла. Родмир с силой провел по щеке заложника. Кольнуло холодом, заставив на мгновение прикрыть глаза.

Лицо на иконе было все таким же строгим и бесстрастным. Шепотом молился Хранитель.

Митька тронул щеку, не поверил, судорожно ощупал.

– Хранитель Курам! – перебил молитву.

Судя по глазам владетеля, Митьке не почудилось – метка заложника, шрам-стрела, действительно исчезла.

– Кажется, княжич Дин, вам придется задержаться в Корслунг-хэле. Это слишком необычная ситуация, – сказал, наконец, Хранитель. Голос его звучал сдавленно.

«Я не просил вашего покровителя», – хотел огрызнуться Митька, но лишь спросил раздраженно:

– Умыться-то я могу?

Под охраной Митьку провели в небольшую, скудно обставленную комнатушку. Окно было закрыто тяжелой ставней; княжичу оставили свечи. Вскоре принесли таз и горячую воду в кувшине.

– И поесть! – крикнул Митька слуге.

Принесли и ужин – тушеную капусту с мясом, огромный ломоть хлеба. От запаха еды свело пустой желудок, но ел Митька неторопливо.

Свечи оплавились почти наполовину, когда появился слуга с Митькиной одеждой. Камзол выбрали парадный, рубашку – белоснежную. Не забыли даже ленту для волос.

Митька упрятал под манжету нитку с бусинами и толкнул дверь.

– Я готов.

В коридоре ждал не слуга, а двое солдат. Один пошел впереди, другой – на шаг позади княжича.

Закат уже потух, зал для приемов освещали десятки ламп. Роддарцы точно и не расходились после Митькиного посвящения. Вот только на Курамовом плаще была вышита не змея, а корслунг, и рядом с троном стоял князь Селл. Увидев Митьку, ободряюще кивнул, отсутствию шрама не удивился.

– Встань в четырех шагах от владетеля, – негромко сказал охранник.

Под взглядами присутствующих чуть дернулась щека, освобожденная от метки.

– Наш покровитель недоволен нами, – негромко заговорил владетель. Лица знатных мужей Роддара оставались холодно-невозмутимыми. – По велению Родмира илларский княжич Эмитрий Дин из рода Орла не может более оставаться заложником. Нам известно, что король Иллара взял в плен предводителя мятежников и что мятежные войска разбиты и отогнаны от границы Миллреда. Известно нам также, что миллредскую границу король Илларский защищает как свою. А раз так, то в знак доброй воли мы отпускаем княжича Эмитрия Дина. Он должен будет доставить послание королю Илларскому.

В руках владетеля появился лист, перевитый лентой и скрепленный печатью с корслунгом. По знаку Курама Митька приблизился и взял бумагу.

– Благодарю, владетель. Но я не единственный заложник, – сказал он дерзко.

– Если с той поры, как будут окончательно разбиты мятежные войска, илларцы не придут со злом в Миллред в течение трех месяцев, мы отпустим последнего заложника. Отпустим, но предупреждаем: не забывайте о карахаре.

Глаза в глаза владетелю. Врешь: мы всего-навсего фишки. Еле заметно качнул головой Курам: все изменилось.

– Тебя проводят через Роддар и Миллред.