Евгения Федорова - Жертвы времени (СИ)

— Лорес — не слуга мертвых, — возразил я. — Он тот, кто скорбит и заботится об умерших, оплакивает их. Лорес — спаситель человеческих душ. Как думаешь, почему нужно оплакивать умерших?

Она улыбнулась немного испуганно, словно я затронул запретную тему, потом сказала:

— Дурень ты, это же так просто. Если не будет плача по душе, она не найдет пути отсюда. Ее обязательно должен кто-то звать, душа идет на плач и находит дорогу к вратам, через которые обязана пройти, чтобы завершить свой путь и вновь стать ничем.

— Там, за воротами, в мире мертвых ничего нет?

— Там то, к чему присоединяется душа. Бесконечность или то, что когда-то звалось богом. Сила, о которых мы говорим как о Владыках. Умерший перестает быть частью и становится ничем, сливаясь с великим круговоротом энергии.

— Моралли?…

Она будто почувствовала изменения в моем голосе, повернулась и сказала твердо:

— Мы не будем больше говорить ни о чем таком, я не хочу приобретать то, что легко потерять.

Я не нашелся, что ответить.

Так шли дни моего выздоровления, и она всякий раз приходила ко мне через дождь и снег, но работу в комнату больше не приносила.

Кашель медленно отступал, и вот я снова вышел на улицу Форта, провожая Моралли до дому. Она жила в маленькой комнате на втором этаже лавки гончара, и здесь все было так, как и в ее жизни: множество самых разных поделок и вещей, незаконченное плетение из прутьев лозы, какие-то кусочки древесины, краски и кисти, начатые, но так и незаконченные картины. Мы ужинали втроем в неловком молчании, и Моралли поглядывала на меня с лукавой насмешкой. И только когда трапеза подходила к концу, Калороне вдруг ожил, словно решив для себя что-то, и принялся живо расспрашивать меня о городе. Вскоре неловкость ушла, гончар показал мне свою мастерскую и печи, расположенные под навесами на заднем дворе дома, поразил меня рассказом о том, что глину нужно готовить несколько месяцев: промывать от мусора, отстаивать в кадушках, очищать от содержащегося в ней песка и снова отстаивать, а потом сушить, выгоняя лишнюю влагу.

Так заладилось наше знакомство и, хотя я не часто ужинал в гостеприимной лавке, но и Моралли не переставала навещать меня вечерами. Днем, ежась от ледяных капель дождя, я бегал помогать на кухню, нося Тиве родниковую воду, которая била в глубоком колодце за кухней, а она, взамен, тихо хихикая, складывала мне в корзинку бутылку сливового вина, яблоки и свежие булочки, так что когда приходила Моралли, мне было чем ее угостить. Мы сидели частенько у камина, слушая тишину башни, или просто разговаривали, и всякий раз я дивился тому, как легко у нас идет разговор. Казалось, за это время мы обсудили уже все на свете, но вот она снова сидит напротив меня и мы говорим, говорим, или молчим, столь же благостно и умиротворенно…

Теперь, глядя вниз, туда, где улица далеко подо мной была залита водой, я сразу же приметил худенькую фигурку, закутанную в плащ с головы до ног. Ветер рвал на девушке одежу, казалось, он вот-вот подхватит ее и на своих мощных ладонях унесет прочь, туда, где встречаются дороги всех ветров.

Я заулыбался и, отвернувшись от окна, быстрым взглядом окинул комнату. Стряхнул пепел в догорающие угли камина, потом торопливо затолкал под кровать сваленную на полу одежду. Вновь оглянулся и поспешно сложил аккуратной стопкой на столе книги, разбросанные до этого на кресле и полу.

В дверь моей комнаты постучали.

— Заходи! Прям как чужой человек, честное слово! — крикнул я, поворачиваясь. Дверь открылась, и в комнату вошла женщина, скинув капюшон плаща, с которого потоком текла на пол вода, оставляя на камне темные следы. Я не знаю, кто больше смутился: я, увидев, что это вовсе не Моралли, или она, услышав от меня столь фамильярное приветствие.

— Здравствуйте, — ошеломленно глядя на нее, сказал я. — Чем могу помочь?

— Демиан, тебе нужно собраться и следовать за мной.

При этом лицо ее в обрамлении влажных, каких-то блеклых волос, хранило отпечаток тревожного ожидания, а взгляд был острым и внимательным, как и у всех магов.

— Извините, дори, но я жду…

Она не дала мне договорить, прервав сурово:

— Немедленно. Дон ждет тебя как можно скорее. Не трать время, когда ценой ему жизнь.

Я кивнул, стал торопливо одеваться, гадая о причинах столь срочного вызова. Я уже много недель не видел Дона и уж никак не мог сообразить, для чего ему понадобился.

Женщина равнодушно ждала, пока я извлекал из-под кровати куртку и теплый вязаный из овечьей шерсти свитер. Признаться, я ужасно мерз, так что не забыл надеть кожаные перчатки, которые ко всему прочему давали мне возможность безбоязненно касаться предметов. Теперь я их носил практически постоянно.

— Быстрее, — поторопила она.

— Я готов.

Женщина развернулась на каблуках и вышла из комнаты.

Я шел за ней, окунаясь в сгустившиеся сумерки, вслушиваясь в гулкое эхо наших шагов, в шипение блекло горевших факелов, которые нещадно заливал косыми струями дождь, в стук дождевых капель. Мы шли к внешней стене, к западной башне.

Каждый смотрит в своем направлении.

Так сказал мне Мастер, отвечая на вопрос о странном расположении башен в городе: в нем у внешних стен было всего две башни — Западная и Восточная.

— Началом были день и ночь, — рассказывал маг. — Я живу в западной башне. Именно на западе кончается день и начинается ночь. Северный живет в восточной башне, и каждое утро его взгляд улавливает смерть ночи и рождение дня.

Потом он засмеялся и добавил:

— Все это предрассудки. В этом и есть всего магического, что каждый смотрит в своем направлении и больше ничего.

Для меня этого было достаточно.

Лестница кончилась, и женщина резко остановилась так, что я чуть не налетел на нее. Оказалось, я глубоко ушел в воспоминания и даже не заметил тех бесконечных ступеней, что вились по узкой спирали внутри башни. Незнакомка постучала в дверь и смело вошла в наполнявшие комнату клубы плотного белого дыма, с горьковатым, отдающим хвоей запахом. Я пошел следом за ней, но дорогу мне тут же перегородил Дон, вынырнув из дымки, как приведение. Рыжий был хмур, и это сразу бросалось в глаза. Выражение его лица и тревога, затаившаяся в глазах, насторожили меня. Он крепко пожал мою протянутую руку, но по-прежнему стоял так, что я видел только его, да пласты дыма, которые осторожно устремились на лестницу, протягивая свои тонкие белесые руки.

— Что случилось? — спросил я встревожено.

— Мы давно не встречались, Демиан… Как твоя спина?

Мое удивление, последовавшее за этим вопросом, было вполне искренним.

— Мастер не даст мне подохнуть, остальное не важно.

Дон еще больше нахмурился, и я понял, что случилось нечто скверное.