Дарья Кузнецова - Я выбираю свободу!

— Найдем, конечно. Хотя я почти не сомневаюсь, что амулет создал уже знакомый нам юноша, Лантаин, еще до своего ареста, — поморщился в ответ темный. — Одни проблемы от этих магов с их ритуалами, в самом деле!

— Не соглашусь. У большинства магов имеется инстинкт самосохранения, — со смешком парировал хаосит. — А вся ритуальная магия в конечном итоге упирается в волю богов: если ритуал совершен верно, то его должны одобрить те боги, к которым взывали. И я более чем уверен, что в данном конкретном случае никакого одобрения не было бы, до этого просто не дошло бы. К тому же божественное вмешательство вполне могло нейтрализовать разрушительную составляющую чар, так что могло обойтись и без катастрофы. Я просто привел наиболее вероятный с моей точки зрения вариант.

— Мне вот еще что интересно, — подала голос я. — Ладно, предположим, не ведая названия рода матери, Бельфенор не мог о ней ничего узнать, спящий артефакт распознать тоже нельзя. Но почему отец Феля так странно относился к нему самому и зачем он вообще женился на Намиаль, если никакой симпатии к ней не питал и никакой выгоды подобный брак не нес?

— Есть версия, что при оскудении рода, когда не остается прямых потомков, сила может передаваться и по женской линии, — слегка пожал плечами сын Черной Ели. — Маальтор — специфический тип, увлекающийся древней историей, забытыми культами и прочей ерундой, так что он вполне мог жениться на ней ради получения одаренного потомка. Насколько я знаю, заставить колдовать плетущего судьбы против его собственной воли невозможно, не поможет даже вмешательство менталиста, поэтому он вполне мог надеяться заиметь таким образом полностью подконтрольного ему мага этого направления. Когда это не удалось ни в первом поколении, ни во втором — а сам Бельфенор и все его дети родились из корней Серебряного Дуба, — разочаровался и забросил эту идею. Предваряя твой следующий вопрос — почему на это согласилась Намиаль, я не имею ни малейшего понятия.

Хаосит замолчал, и на некоторое время повисла тишина, которую никто не спешил нарушить. Невозмутимый Мельхиор что-то торопливо записывал, а Вал буравил отсутствующим взглядом пространство.

— Какое-то безумие, — пробормотал наконец Валлендор. — В голове не укладывается. Такое ощущение, что я вообще не знал Налатина! Поверить, что он способен хладнокровно убить беременную женщину, причем — Тилль…

— Он считал, что действует во имя общего блага, — отозвался хаосит скучающим тоном. — Во имя всеобщего блага часто творятся удивительные зверства, а в конечном итоге оно всегда прикрывает чей-то умелый хитрый эгоизм и чью-то маленькую, но очень сильную жажду власти. Фанатики, когда в них отпадает нужда, красиво и быстро умирают, а тот, кто стоял за их спиной, достигает своей цели, оставаясь при этом с чистыми руками и при своих интересах.

— Это намек? — ровным тоном уточнил Вал, и нужно было очень хорошо его знать, чтобы понять: он в ярости. Слова светлого звучали более чем прозрачно, и нетрудно было догадаться, кому в его рассуждениях отведена какая роль.

— Это проверенная веками и поколениями мудрость, — назидательно сообщил Таналиор, тонко улыбаясь. — Тому в истории масса примеров, и за некоторыми не нужно далеко ходить.

— Я начинаю понимать, почему Владыка списал такого на первый взгляд ценного мага, — задумчиво проговорил Валлендор, пристально разглядывая хаосита, но, кажется, сумел взять себя в руки. — Он, конечно, был редкой сволочью, но определенно не дураком.

— А опытные дельцы не бывают дураками, — спокойно возразил хаосит. — Они же не фанатики.

— Вы еще подеритесь, — недовольно поморщившись, вмешался темный. — Как дети, честное слово! Вал, лучше скажи, что делать с детьми и как перед светлыми отчитываться? Убийцы, конечно, они, но в конечном итоге виноват все-таки Налатин.

— Так и отчитаемся, — пожал плечами тот. — Думаю, заключение эль Алтора, о котором ты говорил, можно считать более чем официальным, а его самого — весьма весомой фигурой. Светлые наверняка прислушаются, так что его появление — настоящий дар богов. Этим детям не суд нужен, а помощь. Еще бы выяснить, был ли у Лита сообщник среди светлых, кто именно и насколько он осведомлен о делах приятеля…

— Попробуем. Надо поспрашивать портальщиков, которые были с ним в горах; если он с кем-то связывался в Светлом Лесу, они должны знать. У меня, правда, есть несколько вопросов, но они не основные. Например, откуда Налатин мог узнать о струне Бельфенора?

— От меня, — признался Валлендор. — Мы с Бельфенором до войны пользовались услугами одного и того же вещевика, специалистов по струнам немного. Он по старой дружбе и показал чужой заказ, предложил похожую систему, только я большие пряжки не люблю, неудобно: рост не позволяет.

— И что, ты ему об этом предложении рассказал в подробностях? — растерянно уточнил Миль.

— Нет, просто он присутствовал при разговоре, мог запомнить. С одной стороны, это, конечно, странно: тридцать лет прошло, зачем такое хранить в памяти? А с другой, насколько я знаю, Лит Бельфенора здорово недолюбливал со времени учебы. С тех пор два века минуло, но в свете прочих новостей о Налатине я уже не удивлюсь, если та старая неприязнь жила в нем до самой смерти.

— Все ясно, — вздохнул темный. — Ладно, с вами весело, но пойду я все-таки расспрошу своего ментальчонка поподробнее. Если появятся какие-то еще вопросы, найду обоих, — пригрозил он, смерив взглядом меня и хаосита.

— Да, конечно, — кивнула я и тоже начала аккуратно выбираться из кресла. Прав Мельхиор, пора уже расходиться.

— Я тебя провожу, не против? — обратился ко мне Валлендор.

— С удовольствием!

Мы последними покинули опустевший кабинет. От слабости слегка покачивало, и опора, предложенная другом, оказалась очень кстати. Из здания вышли неторопливо, в молчании. Первым тишину нарушил Валек.

— Тилль, неужели он прав? — спросил тихо.

— Кто?

— Этот хаосит. Неужели мы в самом деле…

— Не бери в голову, — возразила я. — Это всего лишь его точка зрения. Знаешь, как мне совсем недавно сказал один мудрый менталист, абсолютной истины нет, и правда у каждого своя. С точки зрения Таналиора, может, все так и обстоит. Но он совсем не знает ни тебя, ни Ира, ни остальных, и судит только по себе и по собственному опыту.

— Я был уверен, что знаю Лита, — пробормотал друг в ответ. — И он был уверен, что делает все правильно.

— Между вами есть существенная разница, — возразила я. — Ни ты, ни Ир, ни Кир — никто из вас не приносил жертв. А рискнуть собой и тем вдохновить других — совсем не то же самое, что прервать чужую жизнь, оставаясь в стороне. Если требовались жертвы — всегда находились те, кто шел на смерть добровольно. Мне кажется, это говорит о том, что ваши слова и действия находили отклик в их умах и душах, и, значит, гибли наши товарищи за то, во что верили сами. А хаосит… не имея воли пожертвовать собой, гораздо проще назвать психологически обработанными идиотами тех, кто на это способен, чем признать, что ты хуже их.