Джульет Марильер - Тенепад (ЛП)

Земля была твердой. Я не могла спать. Холод пронзал меня, и даже толстая накидка Флинта не спасала. Я не могла развести костер, он будет маяком, покажет, где я. Тело болело. А еще со мной играло сознание. Я ничего не видела от доброго народца после той ночи споров о семи, хотя по пути вдоль Среброводья я чувствовала тихие шаги за спиной, но когда я оборачивалась, в лесу были лишь движущиеся тени. А здесь, в неуютном склоне холма, мне казалось, что за мной кто-то следит. Пару раз за ночь мне казалось, что журчание ручья скрывает голоса, и в потоке слов я понимала только «Нерин». Сверху летала сова, странно ухая. Печаль в ее крике призвала слезы.

«Хватит, - говорила я себе, зубы стучали от холода. – Никого здесь нет, а если и есть, ты не дашь им знать, что чувствуешь их. Спи, иначе не хватит сил идти утром», - но сон не шел.

После бесконечной ночи я встала с первыми лучами на покрытом облаками небе, и пошла к Скрытым водам. Словно кто-то ждал моего появления, ветер поднялся, и когда я пришла к вершине холма и пошла вниз к озеру, вода впереди стала бушующей и серой. Скрытые воды были маленьким озером. Оно было в каменной чаше, узкая тропа обнимала озеро. Придется обойти половину озера, чтобы пробраться дальше.

В меня летели брызги, я промокла, пока шла. Вода была справа, а слева были камни. Трещины пересекали камни, пугая. Не было видно растений, словно они не осмеливались расти в этом мрачном месте. Вода была в тени. Склоны берегов были мрачными, нависали над озером. Нужно было идти по берегу. Я надеялась, что так рано никого по близости не будет.

Начался дождь, покрывая водой серый пейзаж. Если здесь и остались духи, они были несчастными. Это место в Олбане явно не трогали добрые силы.

- Если вы здесь, - прошептала я, - древние призраки, или кто вы, прошу, знайте, что я не хочу обидеть вас, проходя по месту вашей гибели. Я помню вас. И я прошу пропустить меня.

Я едва могла идти против ветра. Он терзал меня, из-за него слезились глаза. Я крепко прижимала к себе накидку, скрыла лицо за капюшоном. Я не знала, что бывает холоднее, но ветер доказал обратное. В нем были голоса, но не несчастные рыдания уриска, а крики о потере и поражении, о старых ошибках, которые уже не исправить.

«Услышь нас! – выли они. – Услышь наш зов! Наша кровь пачкает воду! Наши кости разбились о камни! Наши духи хотят справедливости!» - они окружали меня.

Я глубоко вдохнула. Ноги в починенных туфлях шли вперед. Но я слышала тихий и сильный голос бабушки, шепчущий на ухо: «Как бы ни было плохо, всегда есть, чем делиться. Не забывай, Нерин».

Боги, что можно отдать в месте, полном печальных призраков? Я едва ли могла дать им еду. Да и запасов было мало. Я шарахалась от криков. Я хотела убежать, спрятаться там, где их не будет слышно.

Каждый путник пробегал здесь, затыкая уши. Но мне нельзя так делать. Я не каждый путник. Отца не было, и путь теперь был моим. И куда он заведет меня, зависело от того, сколько смелости я найду в себе. Женщина из доброго народца говорила, что меня ждут испытания. Если я боялась сейчас воющих в ушах голосов, то я должна видеть это проверкой – первой из множества.

Я остановилась, едва противостоя силе ветра.

- Я слышу вас, - сказала я. – Чего вы хотите от меня?

Сквозь вуали дождя вокруг меня появились воины в броне, их волосы были растрепанными, а лица – белоснежными, тела покрывали раны, из-за которых они погибли. Крики сменились шепотом. Он исходил со всех сторон, одни и те же слова:

- Песня… Спой песню правды…

Я застыла, не в силах говорить, тем более, петь. Я знала. Конечно, я знала песню, но.. Где-то среди воя ветра и голосов я услышала обрывок мелодии, которую словно насвистывали губами, давно забывшими вкус медовухи, поцелуя любимой и слов «Молодец» или «До скорого, друг».

Я знала мелодию, как звук биения своего сердца. Все знали. Но никто больше не пел песню правды, ведь король запретил ее. Я слышала, что женщину убили, поймав ее напевавшей мелодию, пока она работала на кухне. Так было не всегда. В старые времена народ гордо пел песню на фестивалях в деревнях, на собраниях кланов, на погребении старейшины или воина, а то и ребенка, не пережившего зиму. Для мужчин и женщин Олбана песня была родной. Она была в сердце каждого.

Тихий звук замер, словно тот, кто свистел, забыл мотив. И мне казалось, что если забыть ценный последний фрагмент, придающий всем нам сил, мы обречены. И я тихо запела:

- Земель Олбана я дитя…

Они тут же застыли, их глаза смотрели на меня, и песня разливалась, гремела, как гром, ведь двадцать, пятьдесят, сотни голосов подхватили ее. Мой голос стал зовом, ведущим вперед хор голосов воинов. Слова, что запретил король, слова, что я любила всем сердцем вырывались из меня с силой, с которой огонь охватывал сухой хворост:

- Земель Олбана я дитя

Из кости, что хранит земля,

И как скала ее сильна,

Свободна сердца глубина .

Женою буду я с дитям,

А я рыбачу по морям,

Я песнь играю налегке,

И воин я с мечом в руке .

Закроет Леди вдруг огнем.

Лорд Севера сердца зажжет.

И Острова секрет хранят,

И сплю спокойно я в Тенях .

Я небо, но я и гора,

Я – песня, что не умерла.

Я травы, но я и моря.

Свободная моя душа.

Песня закончилась, воцарилась тишина. Воздух был полон ожидания.

- Что вы от меня хотите? – спросила я у призрачной армии, ведь песни не хватило, иначе они исчезли бы.

- Борись… - выдохнули они. – Бори-и-и-ись…

В призрачных глазах я видела пламя, словно желание борьбы не угасло за столько лет здесь, в месте их падения.

Бороться? Я?

- Я не воин, - сказала я. – Посмотрите на меня. Я… бродяга, никто, - я опустила голову, не в силах смотреть им в глаза. Их желание было сильным, может, оно и держало их в этом мире. Могло ли быть так, что только я остановилась и выслушала? Неужели только я слышала их крики? – Не могу… Я не знаю, что могу сделать, - прошептала я. Как я могу бороться? Величайший воин Олбана не выстоял бы против Кельдека. Они явно говорили о таком сражении. – Я хочу помочь, - я рискнула посмотреть на них, - но я бессильна.

А их лица, просиявшие надеждой после песни, начали угасать, их глаза уже утратили огонь… Как это вынести? Я опустилась, сжалась, закрыла лицо руками, их печаль ножом пронзала мое сердце. Я не могла на них смотреть.

Я замерла. В трещине между камнями у моих ног я увидела маленькое растение. Три побега с листьями нежно-зеленого цвета с одиноким цветочком, размером с ноготь на моем большом пальце. У цветка было пять лепестков, он был белоснежным, хрупким и прекрасным. Он не был похож на выжившего. Он был нежным среди бушующего ветра, холода и ливня. Только он жил в этом месте смерти и печали. Я не в счет.