Анна Мичи - Шагни в Огонь. Искры (СИ)

– Эй, – тихонько позвал Тенки. Дождался, когда Ацу обернётся, и тогда зашагал рядом, благо поредевшая толпа позволяла.

– Ты, это, – начал было и запнулся – показалось глупым лезть не в своё дело.

Лезть не в своё дело.

Ну вот, всё. К нему прилипли дурацкие эльфийские церемонии.

– Да? – вежливо посмотрел на сокурсника Ацу.

Тенки чуть мотнул головой, отмахиваясь от идиотского видения: он в пышных дворянских одеждах раскланивается с кем-то жутко важным, а приклеенные длинные уши грозят вот-вот отвалиться.

Лучше зарезаться.

– Слышь, мне кажется, или ты сегодня не в духе? – чтобы последний призрак унизительного смущения сбежал, испугавшись, с поля боя его духа, Тенки включил улыбку на мощность в два раза выше обычной.

– Прости? – нет, вы только посмотрите, эта милая чуча так невинно хлопает ресницами.

– Ещё чуть-чуть, и я поверю твоим прелестным глазкам.

– Тенки, я отказываюсь понимать тебя.

– А ты не отказывайся, – отрезал подросток. И снова продолжил, пытаясь спародировать элхеские интонации, преувеличенно тревожно заглянул в лицо собеседнику: – Мне так грустно видеть тебя в печали.

– «Грусть» и «печаль», – усмехнулся Ацу. – Слова с одинаковым значением – использовать их в короткой фразе неизящно.

– Слуш, ну хватит уже чепухой страдать, – взмолился нинъе, стараясь не ослаблять морального напора. – Из тебя, конечно, и в лучшие дни слова с трудом выходят, но сегодня приходится аж клещами вытаскивать.

– Вот как? – рассеянно осведомился Ацу и глянул на спины ушедших вперёд соучеников.

– Ага. Может, не будешь уже ломаться?

– Но я вовсе не ломаюсь, почему...

– Тогда чего у тебя вид нездешней принцессы, которую выдают замуж против воли?

Тенки сам не ожидал такого эффекта от безобидной реплики. Глаза Ацу сузились. Он остановился, опустил руки, и нинъе заметил, как под манжетами школьной формы они сжимаются в кулаки.

– Ты чего? – чтобы не дать чокнутому повода наброситься, Тенки отодвинулся на полшага, показывая свои миролюбивые намерения.

Толпа обтекала их, стремясь к Южным воротам.

Ацу глубоко вздохнул. Тенки подозрительно проследил за кулаками – жилы на руках ещё напрягались, словно ногти владельца впивались в ладони.

– Извини, – сказал Ацу кратко.

Только теперь кулаки разжались.

– Но ты вмешиваешься в чужие дела, – продолжил элхе. Брови его хмурились.

Тенки почувствовал яркий, неожиданный прилив злости. Какого хрена?

– Слушай, а не пошёл бы ты? – предложил он Ацу и отстранённо удивился: похоже, на пике нахлынувшей эмоциональной волны ему до идеала удалось воспроизвести все вежливые интонации их треклятого языка.

– Что? – глухо произнёс элхе. Ноздри шевельнулись, словно вдыхая, не пьян ли собеседник, не бредит ли, перебрав вина.

– Надоела мне ваша песенка про «чужие дела»! Я сую нос, куда хочу, понял, надутый болван?

Слова сами прыгали на язык. Лицо Ацу казалось выпуклым белым шаром с чёрной макушкой и нарисованными глазами.

– Если я вижу, что какой-то много воображающий о себе идиот таскается с вытянутым лицом, когда все вокруг веселятся, то я, морской хрен, суну нос в его дела! И если я это делаю, радуйся, пламя хреново, потому что это значит, что идиот мне не по этому месту! – Тенки выразительно чиркнул ладонью по воздуху рядом с ширинкой. – Ты понял, огонь на твою голову, хреновое твоё дворянское племя?

– Я понял.

Тенки прервался на полуслове, уже набрав дыхания для новой тирады.

– Я понял, ты и впрямь любишь слово «хрен».

Интонации придурка-эльфа были загробно серьёзны. Значит, точно – прикалывается.

– Да ну тебя, – махнул нинъе рукой, шагнул, сливаясь в движении с толпой. Где-то в груди странно саднило, и очень хотелось долбануть элхе по глупой темноволосой башке.

Ацу нагнал его, пошёл рядом.

– Скоро каникулы, – обронил он словно бы без малейшей связи.

– И что? – буркнул Тенки, невольно умеряя скорость. Не хотелось подойти к ожидавшим в сторонке однокурсникам слишком рано.

– Ллия заканчивает обучение. Возвращается на Огненный.

– Кто это – «Ллия»?

– Разве я не говорил? Моя кузина.

– Да ты вообще ни хрена не говоришь! Ну, и что?

– Летом будет официальная помолвка.

– Ты ж только что сказал, она твоя кузина?!

– Да, – Ацу отвечал с таким видом, будто говорил сами собой разумеющиеся вещи.

– Помолвка – это же значит, что вы потом поженитесь?

Соученик утвердительно качнул головой.

– Двоюродные брат и сестра?!

– На самом деле наша родственная связь гораздо дальше... и запутанней. Её отец – племянник моего деда, а мать из рода Ито-Ине, их ветвь отделилась почти десять поколений назад. И наш брак должен послужить ещё одной ниточкой к упрочнению, как, собственно, и связь самих родителей Ллии.

– Ни хрена не понимаю.

– Я не удивлён.

– Ты достанешь меня ржать втихомолку.

– Т-сс, я не хочу продолжать этот разговор при всех.

– Может, всё-таки скажешь? Чётко, с толком и расстановкой? – Тенки покосился вперёд – от тройки в чёрной форме их отделяло полминуты хода.

– В нашей семье издавна заключают браки среди кровных родственников, – Ацу задумчиво коснулся мочки уха. – Чтобы сохранить древний уклад. Обычаи, культуру. Род.

Нинъе не нашёлся, что ответить. Как-то не придумывались подходящие слова. Вместо этого попробовал спросить:

– И чё, ты не можешь сам выбрать, на ком тебе жениться, что ли? Тебя это мурыжит?

Ацу качнул головой. В этом движении промелькнула тень то ли недоумения, то ли беспомощности.

– Я, по большому счёту, не имею ничего против Ллии, – выговорил он медленно. – Мы росли вместе, хорошо друг друга знаем. И всегда понимали, что когда-то поженимся.

Тенки молчал, не мешая говорить.

– Как наши родители. И как мой брат и его невеста. Это традиция.

– И что же ты тогда...

– Ничего, – ответ вернулся очень быстро. – Всё в порядке. Это ведь традиция.

Тенки больше не спрашивал. Было ясно, что Ацу не в восторге от перспектив, но в то же время у него не промелькнуло ни единой мысли воспротивиться решению родителей.

Понятие «воспротивиться старшим» вообще, похоже, не входило в моральный кодекс элхе, даже самых либеральных – что тут говорить о семье Ацу, одной из старейших среди элхеской аристократии.

Деревенщине-нинъе не стоит советовать. Не в этом случае.

Это другой мир, и так оно и останется.

К началу представления они чуть не опоздали. На такой же площадке, как у Восточных ворот, только покрашенной в тёплый глубокий жёлто-оранжевый, уже вертели факелами по пояс обнажённые парни с впечатляющей мускулатурой, двигались девушки в колоколом стоящих соломенных юбках. Тенки на мгновение забыл всё вокруг, уставившись на сцену: широкие пояса танцовщиц сидели глубоко на бёдрах, и то место, где спина переходит в нижнюю часть, только девушкам свойственный чудный изгиб попросту не позволяли оторвать взгляда. А они ещё и танцевали, извивались, крутили бёдрами, заставляя пробегать мурашки по позвоночникам зрителей.