Анна Мичи - Шагни в Огонь. Искры (СИ)

Впереди, в двух десятках шагов, вошедший с другого конца переулка, переваливался человек. Шёл медленно, неуверенно и говорил сам с собой.

Тенки глянул в его лицо – увидел совсем близко, будто на расстоянии протянутой руки, невзирая на темноту вокруг, на смазанные, неуклюжие движения пьяного. Увидел бездумные, затуманенные глаза, слюнявый, не останавливаясь, бормочущий что-то рот. Человек не замечал адепта. Похоже, он вообще ничего не замечал. И он двигался, подходил ближе, ближе, всё ближе.

Тенки напрягся.

До добычи оставалось несколько шагов, когда голод не выдержал и стеганул нинъе яростным «Вперёд!». Тенки прыгнул, руки сводило, пальцы превратились в крючья. Он попал человеку локтём в лицо, коленями в грудь, отбросил назад. Навалился всем телом, прижимая к земле, быстро, не давая жертве сообразить, что происходит, вцепился в горло.

Артерию с кровью искать не пришлось: её Тенки чувствовал.

Клыки прорвали кожу, на язык потекла горячая, отдающая железом жидкость. Совсем немного, хватило и глотка, чтобы сознания охотника и жертвы сцепились в одно целое. Тенки ощутил мгновенную боль в своей собственной шее, боль острую и невыносимо желанную. Вырвался стон удовольствия – так сильно было пронзившее нинъе ощущение блаженства.

Приятнее любовных ласк, острее самого пика наслаждения, безумнее любой страсти. Словно бесконечный миг оргазма слился с ощущениями бабочки, трепещущей на острие иглы коллекционера.

Жизнь, жизнь наполняла его, циркулировала по организму, вибрировала в каждой клеточке. Жизнь возвращалась к нему, касалась лица нежным ласковым дыханием, шевелила волосы, овевала кожу. Жизнь, прекрасная, неповторимая, драгоценная жизнь входила в его тело, и Тенки никак не мог насытиться, не мог оторвать окровавленных губ, прервать соединение.

Он выбрал всю энергию, до последней крохи, опустошил всё.

Только тогда сумел наконец отстраниться. Приподнялся на руках, облизнул губы, хранившие такой неповторимый, чудесный вкус. Вкус жизни.

Сознание прояснилось – кажется, такой ясности Тенки не чувствовал никогда. Ночь была замечательной, самой прекрасной в мире. Голова наполнилась звоном, чужим весельем – неподалёку шумел праздник; ветер принёс ароматы фестиваля: аппетитные запахи лоточной еды, сухой перхотный дым фейерверков, холодный воздух зимы. Нинъе поднял к небу лицо, увидел высоко над собой бегущие с дикой скоростью облака, оранжево-серые в фиолетовой глубине.

Тело было ему послушно, как никогда – адепт с поразительной лёгкостью вскочил, с наслаждением сжал и разжал кулаки, радуясь яркости ощущений, тёплой шершавости собственных ладоней. Хотелось бежать, танцевать, петь – и холодный ветер, растерянно мятущийся вокруг, словно звал его поскорее лететь.

Тенки глянул на человека у своих ног. По шее лежащего стекала чёрная в полутьме кровь. Энергии уже не было в ней, и желания приникнуть, собрать в ладони драгоценную жидкость не появилось. Сама мысль о ценности её показалась теперь странной – из разодранного горла жертвы на камни мостовой лилась бессмысленная вязкая субстанция, грязь без силы и жизни.

Человек был мёртв – Тенки понимал это так же хорошо, так же ясно, как ощущал сейчас жизнь в каждом уголке собственного тела.

Человек был мёртв – но он, Тенки, жил.

Адепт перескочил через труп и, не оглядываясь, устремился к выходу из переулка – не чувствуя ни своей скорости, ни ледяного ветра в лицо, ни каких-либо ненужных эмоций, ничего, кроме безудержного счастья, радости жить.

***

Нати брёл по улице, проклиная всё на свете. Холод, щипавший за щёки и нос – вот-вот снег пойдёт; пьянь, то ли дело попадавшуюся навстречу – аж до самого рассвета веселились, плебеи; это промозглое, серое утро, которое казалось всего лишь продолжением ночи; и прежде всего своего наставника, много думающего о себе ментальника, учителя-эгоиста Виллемиса.

О, как не повезло ему выбрать именно это безобидное на вид чудовище своим наставником! О, знал бы он, каких усилий ему будет стоить звание боевого мага, через какие мучения придётся пройти, чтобы блистательно завершить практику и наконец получить место!

И ладно ещё старания, которые приходилось прикладывать на учебной ниве. В последнюю ночь Инея вытащить его из дома, чтобы заставить до рассвета – нет, до Рассвета! – искать неизвестного мальчишку-адепта, загулявшего невесть где на улицах огромной столицы?! Вынудить зябнуть, сосредоточенно меряя шагами улицы, когда вокруг шумят и пляшут, когда в небо медленно поднимаются потерявшие пыл на исходе фестивалей огни, когда город полнится толпами, и искать иголку в стоге сена, парня-третьекурсника, которого не видел ни разу в жизни?!

Поначалу Нати ломал себе голову, придумывая, чем мог провиниться перед наставником – ведь как иначе объяснить подобный приказ? Но ничего не придумывалось, ни одной погрешности практикант вспомнить не сумел; да чего там, не то что нехороших делишек за ним вот уже с полгода как не водилось, так ведь и не планировал ничего, не намеревался, и сколько ни пытался бы увидеть его замыслы ментальник Виллемис – не было никаких замыслов, не было, и всё тут. Так за что же?!

Потом уже и размышлять перестал, просто бродил по улицам, удерживая в памяти описание, данное Виллемисом: мальчишка нинъе семнадцати лет, светловолосый, среднего роста, возможно, одет в форму Королевской школы, аура неопределившегося, уровень силы приблизительно два ноль семь.

Два ноль семь – это на третьем курсе. Нати хмыкнул. Неплохо, парень вряд ли останется адептом. Скорее всего, выберет определённый полюс, причём произойдёт это весьма скоро, третий же курс. Выпускной экзамен для третьекурсников означает при успешной сдаче получение третьей магической степени. При уровне два ноль семь это не должно составить труда.

Нати сухо усмехнулся: его собственный уровень по итогам первой половины третьего курса – сколько же лет назад это было! – равнялся двум ноль пяти. На курсе он считался одним из лучших – но и ему пришлось немного поднапрячься на экзамене.

Хотя, конечно, сейчас, после пяти лет обучения на старших курсах, полутора лет практики, он бы справился с теми заданиями одной левой.

В начале ночи, когда, поднятый на ноги Виллемисом, Нати оказался в городе, растерянный, плохо соображающий, он страшно злился на потерявшегося – сбежавшего? – адепта-малолетку. Не иначе, думал Нати, пацан пошёл веселиться в город, ну и напоролся на лихих молодцев, обчистивших карманы юного студиозуса, да и подбодривших мальчишку хорошим ударом по затылку. И валяется сейчас этот нинъе в одном из тупичков в развлекательных кварталах, с блаженной улыбкой на лице и пробитой башкой, а они, практиканты, давай работай, ищи дурака.