Сергей Мельник - Попаданец (Барон Ульрих) (СИ)

— Ну, ты на себя не наговаривай. — Милана принялась стряхивать с сестры налипшую траву. — Ты у меня еще красотка хоть куда.

— Не. — Покачала та отрицательно головой, поправляя у своей сестры съехавший платочек. — Хоть куда лучше не рисковать, могу и сконфузица, лучше все по стариковски, как положено.

Они какое-то время молча приводили себя в порядок, с прищуром поглядывая в темный проход подземелья.

— Долго что-то. — Вздохнула Мила, поглядев на теплое земное светило, что уже порядочно завалилось за полдень.

— Пирожок будешь? — Априя извлекла небольшую тряпицу, развернув ее и протянув сестре дутые зажарыши богатые тестом. — Утром пекла, этот с яичком и лучком, а эти с сыром и курочкой.

— Хороши. — Мила принялась потихонечку обжевывать угощение. — Надо было нам с тобой в кухарки по молодости податься.

— Пф. — Априя так же выбрала себе угощение, остаток, пряча обратно. — У них жопы толстые, не то что у нас, сама глянь какие мы ладненькие.

— Были лет семьдесят назад. — Рассмеялась Милана.

Какой-то приглушенный полу рык полу захлебывающийся сип, прервал их разговор.

— Ишь как булькает болезный. — Произнесла Априя, с любопытством глядя, как из-под земли на свет выползает жуткий опухший мертвец, страшно тараща свои бессмысленные остекленевшие глаза. — Глядикась, пообгладали то как капитально его.

— М-да уж. — Покачала Милана головой. — А мы гадаем, чего он припозднился, хорошо вообще дополз бедняга.

Покойник, некогда видимо здоровенный бородатый мужик скалил зубы, и греб руками землю, неуклюже оскальзываясь и падая наземь.

— Ладно, замри. — По щелчку пальцев Миланы Хенгельман покойник застыл, словно каменный истукан. — Ты кто таков был?

— Кха-ркх, Гро-о-оуз. — Покойный с трудом ворочал, синим распухшим языком. — Гро-оуз Гвоздь.

— Контрабандист? — Априя дожевала пирожок, вытирая жирные руки о подол платья.

— Да-а-а-а. — Протянул усопший.

— Много вас там, в туннеле лежит? — Милана кивнула в сторону подземелья.

— Трое-е-е. — Голова покойного слегка повернулась на бок.

Старушки попеременно вопрошали своего призванного визитера, более или менее вникая в суть вопроса. История вышла банальная, эта группка контрабандистов ночью как всегда переправляла товар под стеной города в обход пошлины снимаемой стражей на вратах. Ну и как водиться еще кое-что для души тащили, то, что запрещено продавать. Где-то уже к рассвету их и постигла страшная участь в лице сбежавшей гончей, что вышла на их след, а заодно частично отобедала, или вернее отужинала всей этой лихой компанией. Старушки еще какое-то время задавали вопросы, но большей ясности в дело ответы не приносили. Самым непонятным было то, что гончая вообще смогла сбежать. Как она вообще могла начать…думать? Откуда в ней пробудились желания или что ей вообще движет?

— Собирай дрова и хворост. — Отдала команду мертвому слуге Милана. — И дружков потом принеси сюда же.

Бабушки, покряхтывая, отошли чуть в сторонку, усевшись на ствол поваленного дерева и неспешно перебрасываясь между собой подковырками и мыслями в слух.

— Ну что мыслишь сестрица? — Априя подперла ручкой щеку, наблюдая как вздувшийся покойник, таскает из лесочка сухие ветки деревьев.

— Да что тут сказать? — Пожала другая сухонькими плечами. — Ерунда какая-то происходит, я даже предположить не берусь, что с нашим песиком сделал старикашка Тид.

— А ты что делала? — Априя перевела на нее свой взгляд. — Может в этом и есть разгадка? Алексис не просто же так положил на нее взгляд? Из чего собирала, на что привязывалась, контроль стандартный или с усилением был?

— Да ничего особенного. — Та сладко зевнула, пригревшись на солнышке. — Материалец в принципе не порченный, орки с узлами, видать шаманчики ихние, еще какой-то покойничек из человеческих ну и…

— Ты рот то закрой, ворона влетит, чего замерла глаза выкатив? — Априя слегка потрепала за плечо застывшую на полуслове сестру. — Что, вспомнила чего?

— Ох тыж тыдуть меня растудыть! — Очнулась Милана Хенгельман, нервно сглотнув. — Ой, что-то чую бедой запахло Апри, похоже, с меня спрос брать будут.

— Да не томи ж ты старая, говори, откуда ноги растут!

Старушки принялись шептаться то и дело, перемежая свои мысли комментариями вроде: Что ж теперь будет? Как же быть? А может все еще обойдется? Какое-то время они еще голосили, лишь уже под конец, когда на поляне запылал костер, высокого пламени замолчали, в четыре глаза провожая в последний путь покойника, с его товарищами что зарылись внутри пылающих ветвей.

Какое-то, грустно тоскливое зрелище, представляла из себя картина, обезображенного разложением и пламенем лица сидящего в костре покойника. Он как-то равнодушно и казалось возвышенно, разглядывал их, пока стена огня окончательно не скрыла его из виду.

— Боги с тобой. — Махнула Априя на прощание ему ладошкой. — Ну что куда теперь? По тоннелю в город или назад в особняк?

— Назад. — Милана Хенгельман покачала головой. — Ох, я кому-то сегодня устрою, сладкую жизнь!

Остаток приема при дворе короля, императора, я совершенно не запомнил. Все потонуло в зеленом тумане ее глаз, и я совершенно не помнил, как оказался у себя. Сердце не разрывалось в бешеном ритме неистовства, я наоборот словно застыл, погрузившись в какую-то горькую патоку не в силах пошевелиться в этом мягком чувстве внутренней не то боли, не то тоски.

Я не обманывал себя, эта девочка была мне не безразлична, но вот кто она, что она, а главное то, как мы расстались, было из разряда туши свет кидай гранату. Шпион, фрейлина, сосуд, пустая кукла без мыслей в голове? Кто же ты и что ты думаешь обо мне? Помнишь ли ты вообще меня или все это время рядом со мной был император? Кто говорил со мной, кто держал меня за руку, и гулял со мной по городу, весело улыбаясь и даря своей улыбкой так нужное мне в тот момент тепло и заботу?

Ответа не было, как и не было сил взять себя в руки, или не знаю там, за «шкирку» схватить, что бы встряхнуть хорошенечко, надавать себе по щекам, что бы прийти в чувство. Мысли как-то рассеянно блуждали, слепо натыкаясь друг на друга, что бы вновь разойтись по разным углам.

Вызвонив колокольчиком слугу, я заказал себе чая, терпкую горячую горечь трав, выжигающую небо и вкусовые рецепторы, но меж тем легким бризом послевкусия смывающим мое сомнабуличиское состояние. Усевшись за стол, я бездумно марал листки бумаги пером, выводя на них каракули домиков, корабликов, крестиков, звездочек и сердечек.

Стоп.

Сердечки это уже перебор, причем с полным сдвигом по фазе. Разозлившись, я перевернул сердечко, окружностями вниз, дорисовал ножки, а сверху спинку, тем самым, получив…попу. Красивенькую такую аккуратненькую женскую попочку, прямо как у…