Александр Зорич - Ты победил

– Я думаю, – начала Вирин, твердо глядя гнорру в глаза, – что мы можем быть предельно откровенны.

Лагха молча кивнул. Да уж конечно, откровенны! Примчаться опрометью из Сим-Наирна на корабле, превосходящем по мощи любой из флотилии «Голубой Лосось», приволочь какого-то полудохлого офицера береговой стражи, у которого везде сплошь ужасы, вообще, Хуммер вас раздери, после стольких лет крайне скользких взаимных трений осмелиться войти прямо в кабинет гнорра и после этого еще откровенничать! Нет, сейчас начнется самое интересное, сейчас они начнут выкладывать ослепительные витражи правды и лжи, и правдивым будет одно слово из десяти, и свершится головокружительная игра. Потому что эти девы с манерами дорогих куртизанок (как они трогательно держатся за руки!), вне всякого сомнения, знают сейчас многим больше его, Лагхи. И свое знание будут продавать по цене подлинного клинка Шета окс Лагина.

– Нам незачем скрывать друг от друга, что и Гиэннера, и Свод Равновесия пристально следят за всем миром многие века. И вы, и мы ищем Изменения. Вы, как гнорр Свода Равновесия, и я, полномочный представитель Гиэннеры в звании Предписывающей, что приблизительно отвечает вашему пар-арценцу (Лагха не удержался от раздраженного кивка – мол, дескать, знаю-знаю, не мальчик), мы оба осознаем глубину опасности, которая таится в Изменениях. И никто лучше нас во всем мире не знает, сколь глубоко заронено в мир хуммерово семя…

Лагха знал эту манеру вести переговоры. Десять, двадцать, тридцать коротких колоколов убаюкивать, привораживать своего собеседника безмерно скучными истинами, которые доступны любому бездарному торговцу оружием. А через полчаса начать исподволь, плавно переходить к сути своих требований. Лагха сам несколько раз с удовольствием увещевал подобным образом Сиятельного Князя и Совет Шестидесяти. Но по отношению к себе подобное надувательство считал оскорбительным.

– Ну вот что, госпожа Вирин, – резко перебил ее Лагха. – Я не вижу ваших мыслей, но сквозь ваше платье второй час созерцаю нечто, имеющее очень странный След. И если про хуммерово семя я досыта начитался еще в первый год своего эрхагноррата, то вот такого Следа я отродясь не видывал. Что надето на вас под платьем?

Сайла ревниво нахмурилась, а молодая спутница Вирин звонко рассмеялась.

– Ваша зоркость облегчает нашу задачу, гнорр, – сказала Куна-им-Гир, подымаясь из кресла. Лагха был вынужден разочарованно констатировать, что привести в замешательство офицеров Гиэннеры не так-то просто.

Тем временем Куна-им-Гир ловко распустила шнуровку на груди и отбросила верхнюю часть платья за спину, обнажив соблазнительные впадинки у основания ключиц и тонкие изящные руки.

Да, на Куне-им-Гир, как и на Вирин, в полном соответствии со Зрением Лагхи под платьем было надето нечто. Что-то вроде жакета из тончайшей бугристой кожи. Нагрудник? Тонковат. Род аютской женской одежды? Малопривлекательно. Или у них все женщины-офицеры носят такое – из разряда «Не тронь меня»? Глупо. Лагха имел о Гиэннере достаточно мало достоверных сведений, но кое-что знал наверняка: любой офицер Гиэннеры, в том числе и женщина, способен постоять за свою честь и просто голыми руками.

– У вас, я надеюсь, «облачный» клинок, гнорр? – спросила Вирин.

– Сейчас – да, – сдержанно ответил Лагха, которому не хотелось впустую бахвалиться мечом Кальта Лозоходца, тем более что он не совсем понимал к чему клонят его гостьи.

– Это очень хороший меч, – удовлетворенно кивнула Вирин. – Можете рубить. А хотите – можете нанести и колющий удар.

С этими словами Вирин указала на Куну-им-Гир, которая, широко расставив руки и ободряюще улыбаясь, подошла к креслу гнорра.

Лагха не сомневался в том, что если ему предлагают рубить – не стоит десять раз переспрашивать, ломаться, сомневаться и вообще выставлять себя придурком и тугодумом. Лагха видывал всякое – заговоренные нагрудники, нагрудники из хуммерова серебра, несгораемую бумагу, неутопляемые мечи – и не сомневался в том, что с Куной-им-Гир все будет в порядке. Если, разумеется, он не снесет ей голову. Отогнав шалую мысль поступить именно так, Лагха лениво поднялся и столь же лениво извлек меч из ножен. К его изумлению, тот мгновенно стал черен, как смоль, и затрещал от пробегающих через него молний.

– Берегите кисть, – посоветовала Куна-им-Гир, посерьезнев.

Гнорр ударил не очень сильно – все-таки в последнее мгновение испугался сшибить женщину с ног – и лишь поэтому ушиб кисть сравнительно слабо.

Сайла вскрикнула.

Вывернувшийся из пальцев гнорра меч отскочил на три шага. Куна-им-Гир поклонилась Лагхе с издевательски-извиняющейся улыбкой (дескать, зарубишь меня в следующей жизни, гнорр) и принялась завязывать шнуровку платья. И тут Лагха был вынужден признать, что его знаниям и искусствам тоже есть предел. Ибо такого он все-таки никогда не видел – под ногами Куны-им-Гир вяло копошились несколько комочков кожи, а на ее нагруднике в месте удара образовался правильный шестиугольник отверстий, вокруг которых начали проступать фиолетовые круги, постепенно сливающиеся в один большой развод.

Кожа нагрудника была живой.

– В этом-то все и дело, – сказала Вирин, словно бы угадав мысли гнорра. – У вас на Медовом Берегу завелись шардевкатраны.

– Да, – поддержала свою подругу Куна-им-Гир. – Действительно, у Звезднорожденных нет упоминаний о шардевкатранах и всего лишь несколько упоминаний о взрослом девкатре. Потому что ни один из Звезднорожденных не был аютцем. И, к тому же, когда они родились, единственный девкатр, который в «Исходе Времен» возведен в имя собственное – Девкатра – был уже лет сорок как убит Эстартой. И потом, когда Синий Алустрал пришел с войной в Сармонтазару, Урайну так и не удалось толком вывести его из небытия против Торвента Мудрого, как он ни старался.

Как Урайн выводил Девкатру против Торвента, Лагха, в бытность свою Кальтом Лозоходцем, знал более чем хорошо. И что было потом – тоже. Но он промолчал. Теперь, кажется, милые аютские дамы действительно говорили по существу.

– Но были времена, когда девкатров было много. Они были порождены магией самого Шилола и разводились в Аюте под надзором наших Ткачей. Шардевкатраны, то есть те, которые превращаются со временем в девкатров подобно тому, как гусеницы превращаются в бабочек, использовались в Аюте как подземные стражи границы, как превосходные землекопы и как поставщики своей удивительной кожи – материала для легких и почти бессмертных живых доспехов. Потом они окукливались в огромных коконах, большую часть которых Ткачи использовали для изготовления очень прочных и надежных тканей. Потом из коконов выходили огромные создания, подобные головастым бражникам, которые тоже были во всем послушны Ткачам. Они служили исключительно для праздничных шествий, для игр, имена которых погребены в веках, и для продолжения своего рода – словно бы племенные быки.