Игорь Осипов - Как я стал боевым магом

Все удары, которые я смог нанести, растаяли в этой тьме. Ни фокусный импульс, ни пирокинез, ни какое другое заклинание не навредила этому созданию.

— Я помогу, — шепнул Полоз, — помниш-ш-шь как раньш-ш-ше?

— К черту помощь!

— Сдерж-ж-жу боль…

Я достал из ножен Иглу, колдовской кинжал, на конце которого была смерть Кощеева. В голове многократно отразившись эхом слова: «Не только для сына Чернобога этот кинжал несет смерть».

Я выпрямился и шагнул. Янтарь на рукояти ножа вспыхнул ослепительным оранжевым светом, а по лезвию потекли сияющие золотым блеском всполохи, складываясь в надписи. Не иероглифы, не руны, нет — глаголица. В мозгу отразился смысл. «И для смерти есть смерть».

Существо нервно дернулось. По пространству прокатилась ещё одна волна магии, подкосив стоящие рядом берёзки. А потом поднялся ветер. Ураганный, режущий острыми снежинками кожу и глаза, ревущий как турбина реактивного самолета.

Я прищурился и выставил вперед клинок и через силу пошёл вперед. Лезвие резало колдовскую бурю, как ножницы ткань, давая мне возможность приблизиться. Когда остался шаг, тварь поплыла по воздуху, норовя убежать. Я сделал рывок и вцепился рукой в одно из щупалец. На удивление, оно оказалось не скользким и не холодным. Упругая, как надувной мяч субстанция не имела своей температуры, но не холодила руку. Так можно прикасаться на морозе к пенопласту и не чувствовать холода.

Я был слишком тяжелый для твари и она не могла взлететь, зато смогла поволочь по снегу за собой. Чёрный цветок протащил меня метров тридцать, прежде чем я ухватился за уперся березы. Тварь молча задергалась. Я уронил нож в снег, зато держал сущность обоими руками, прижавшись к стволу грудью. Жесткая кора поцарапала щеку.

— Ненавижу, — раздался тихий голос рядом.

Мимо шатаясь прошла Светлана. В облепленных кровавым снегом руках она держала Иглу. Девушка подошла в упор и, заорав «Сдохни!», воткнула в лепестки клинок. По монстру прошлась золотистая рябь. Из раны посыпались желтые искры.

Чудовище закрутилось и ударило вампиршу щупальцами, так что та отлетела на десяток метров. Монстр упал в сугроб. Одно из тоненьких щупалец судорожно обвилось вокруг рукояти ножа, торчащего из его бока. А потом цветок пополз снегу, словно его тащили волоком на тросах.

Оно уползало. Уползало, роняя золотые искры и испуская чёрный дым. Что сверкнуло. А потом мир вспыхнул. Сущность обволок яркий белый шар в котором угадывались контуры человека. Сияющий витязь схватил зачарованный нож и стал снова и снова наносить удары.

Я сбился со счёта, когда по миру прокатилась ещё одна волна заклинаний, предсмертная, судорожная. Она заставила сказочного витязя растаять как туман. Она отдалась дикой болью в моей голове. Она заставила корчиться выпавшего из кармана на снег змея.

Я упал на колено, через силу обернувшись.

Над окровавленной Светой кричала отболи, схватившись за голову, Анна. Неподалеку от неё медленно оседала на снег Александра. Из её рук выпал старинный пистолет. Я провалился во тьму, куда хотело затащить всех за собой то создание чужого мира перед смертью.

Сколько там был — не помню. Но когда снова приблизился к той грани, что отделяет явь и навь, то услышал треск огня, надсадный плач и протяжную тоскливую мелодию невероятной красоты. Эти звуки заставили меня сделать усилие и открыть глаза.

Вокруг была ночь, а впереди полыхал огромный жаркий костер.

— Очнулся, — донесся до меня спокойный голос Николая. — Давай помогу сесть поудобнее.

— Что произошло? — спросил я в него, когда чудотворец подложил мне под спину какой-то мешок.

— Мы его убили.

— Кого?

— Одного из них, из этих… которые абсолютное зло.

Я обвел глазами поляну, посреди которой полыхало пламя. Николай вяло жевал шоколадку. Судя по оберткам уже четвертую. Тут же, укутавшись в спальник, лежала Фотиди. Она не спала, лишь молча смотрела в темноту неба, подложив руки под голову. Анна и Александра сидели чуть ближе к огню, и слушали мелодию флейты, по-очереди всхлипывая. Между ними приютился домовой.

Сзади послышался шелест ветвей. Я обернулся. Оксана с маленьким топориков в руках накрывала нашу бронемашину ветками, нарубленными тут же. Видимо, маскировка её устроила, так как утопленница села на ветви, светив ноги с крыши внедорожника, и облокотилась на ствол пулемета.

Полоз, раздувшись до пятиметровой длинны грелся у самого огня. Там же беззаботно скакала Ольха. Вот уж воистину, беспечное создание.

— Что со Светой? — спросил я у Николая.

Тот тихонько провел ладонью по заклеенной пластырем шее, а потом махнул рукой.

— Там, рыдает с этой в обнимку… как её… не помню.

— С паучихой?

— Нет. Та перед начальником отчитывается, показания дает в сторонке.

— Он здесь?

— На вертолете примчался. Сначала к Бельчонку бросился, а потом разнос устроил, что мы беспечные и халатные. Но потом схватил тело эмиссара чуждой тьмы, бесовку, эту паучиху вместе с БМП и Мягкую Тьму, и убежал в соседний лесок. Где-то там. Там ещё куча народа из ФСБ.

— Света потрепана была. Как выжила она?

— Пришлось крови ей дать, — буркнул Николай, ещё раз погладив шею.

— Ты?

— Угу. Только не рассказывай никому. Оказывается, от укуса кайф как от литра самогона ловишь.

— Не боишься стать таким же?

— Нет. Они заразны только раз в год где-то. Сейчас нет.

— Как же ты умудрился? Ты же ненавидишь таких.

— Я когда подбежал, она в сознании была. Остальные в отключке. Она меня Христом Богом просила дать ей крови. Ну не может зло со святым именем на устах твориться. Да к тому же не такое уж она и зло. Эти новые куда хуже. Напилась она и оклемалась немного. Потом её Игорёва подлечила.

— А с кем тогда она рыдает?

Николай обернулся и вздохнул.

Рядом со мной, словно так и полагается, сел Первый Клык, перемотанный как бойцовая собака после схватки. Кузнецов смерил волкодлака цепким и настороженным взглядом. Волк облизнул нос и заговорил.

— Она с Желей. Дух смертной тоски и печали по умершим. Она умеет утешать и слушать. Желя ведь, — волк помолчал, а потом добавил, -

— Кто ещё из богов здесь?

— Ярило. Видишь, как жарко от костра. Не его срок, не весна, а все одно на выручку пришел. Ещё и друзей притащил. Пойдем покажу. От костра не видно, он слепит. Надо обойти.

Мы вдали и хромая прошлись по кругу. Стал виден здоровенный конь, склонившийся к пламени и хрустящий раскаленными углями, как спелыми яблоками. Стал виден тот самый богатырь Ярило, жующий зеленую травинку, и смотрящий в костер. Стали видны волки. Их было с два десятка. Они отдыхали после боя в собачьих и людских позах. Некоторые чистили автоматы и сушили копья с мечами. Особняком в обнимку со снайперкой сидел матерый антропоморфный рысь, зажмурившись как домашний кот.