Константин Соловьев - Геносказка

Они могли бы проламывать головы одними лишь кулаками и разрывать людей на части, но его величество снабдил свою генетическую гвардию подходящим оружием. В мускулистых руках были сжаты термические ружья, от одного вида которых в желудке у Гензеля лопнул едкий пузырь. Он слишком хорошо знал, на что способно это неказистое с виду оружие. Те, у которых не было ружей, сжимали боевые цепы, зазубренные серпы, способные выпотрошить человека в ближнем бою одним ударом, и шипастые бердыши. Королевская гвардия в полном великолепии и бесконечном своем уродстве.

Они выпадали из стальных утроб десантных капсул в водопаде амортизирующей жидкости и несколько секунд щурились и отплевывались — нелепая и жуткая пародия на роды. За ними, как за преторианцами, виднелись и другие королевские слуги. Все они были генномодифицированны, но каждый — на свой лад, и представляли собой сборище самых причудливых мутаций, явно направленных, а не случайных, но направленных рукой безумного геноскульптора.

Здесь были раздувшиеся от дополнительных костей тела, скрежетавшие на каждом шагу, с треугольными черепами и выступающими из них рыбьими глазами. Были лишенные кожи приплясывающие твари, у которых мышцы казались сплавившимися от чудовищного жара со скелетом. Были и вовсе тошнотворные образцы, представлявшие собой груду разнородных конечностей, будто сшитых вместе слепым ткачом. Генетические выродки и искусственные, созданные исключительно для войны организмы. Отходы генетических лабораторий и мутанты. Гензеля даже замутило, столь много оказалось в одном помещении порченой крови. Казалось, воздух подземного лазарета мгновенно впитал в себя миазмы разложения, как если бы кто-то вскрыл одновременно сотни свежих могил.

Сколько лет ушло у его величества, чтобы собрать этот страшный зверинец? И почему вся эта свора еще не бросилась на них с Гретель?..

Гензель стоял посреди зала, прикрывая своим телом сестру. Смешная, наивная попытка. Едва начнется стрельба, от них обоих останутся разве что кровавые кляксы на приборных стойках. Не бой и даже не избиение, скорее — кормежка.

Гензель стиснул зубы, с удовлетворением ощутив, как повела тупым носом невидимая акула в непроглядной толще воды. Акулы — живучие твари. Иногда акула успевает отхватить руку неосторожному гарпунщику, уже тогда, когда ее потрошат, вздернув над палубой. Сегодня кто-то лишится руки. А если повезет, то и головы…

Оглянувшись, чтобы оценить поле боя, Гензель обнаружил, что цверги пропали. Гроб с мертвой принцессой больше никем не охранялся. Чего же здесь удивительного? Прыснули врассыпную, как только упали десантные капсулы. Учуяли, чем здесь пахнет. И правильно, в общем, сделали. Бланко не понравилось бы, если бы последних ее подданных растерзали прямо возле ее смертного ложа. Пусть уходят в горы… Туда, где нет королей и никогда не растут яблоки, где правит лишь ветер, а снег никогда не знал отпечатка человеческой ноги…

— Здравствуйте, сударыня геноведьма. И вы тоже, сударь Гензель.

Померещилось ли это? Могло ли хоть одно из этих существ владеть человеческой речью, да еще так гладко? Но голос был знакомым. А спустя мгновение Гензель заметил и знакомое лицо.

Его величество Тревиранус Первый мало изменился за все это время. Все то же лицо породистого льва, иссеченное глубокими морщинами и обрамленное благородным серебром волос. Особенная, королевская стать. Тяжелый, как мраморные дворцовые плиты, взгляд и, кажется, столь же холодный.

Его величество, как и прежде, выглядел уставшим, но теперь, как показалось Гензелю, это была усталость другого рода. Так выглядит человек, посвятивший много времени тяжелой утомительной работе и увидевший наконец ее плоды.

В этот раз на нем был доспех — настоящее произведение искусства, над которым, надо думать, придворные ювелиры и гравировщики трудились не меньше, чем оружейных дел мастера. Пластины панциря были отлиты из чистого золота и мягко блестели. Отражая свет, переливалась сложнейшая узорчатая вязь, а самоцветные камни казались в ней естественными вкраплениями. Король выглядел величественно и грозно. Меч, висящий на его перевязи, явно не был парадным украшением, несмотря на богато отделанную рукоять.

Мимолетная мысль, скользнувшая так не вовремя и не к месту, вызвала у Гензеля мысленную усмешку — в окружении своей генетически измененной свиты его величество выглядел неуместным фрагментом сродни роскошному золотому медальону, висящему на разлагающемся трупе.

А может, именно сейчас король был на своем месте?.. Среди существ, с которыми у него было несомненное родство?

— Прекрасный пример фортификации. — Тревиранус благосклонно оглядел лабораторию. — Немного устаревшей, но действующей. Что ни говори, а в прошлые времена умели строить…

— Как вы нашли нас?

Робость, охватывавшая прежде Гензеля при виде королевской особы, в этот раз не сковала ни членов, ни языка. Вместо нее была злость. Холодная и едкая, как змеиный яд столетней выдержки, гнетущая и просящаяся на волю. Однако мысли при этом плыли удивительно легко и спокойно. Наверно, так и бывает перед смертью. Должно быть, в теле расслабляются какие-то внутренние железы, сковывавшие разум на протяжении всей жизни…

— Практически без труда. — Его величество брезгливо поморщился, когда его носа коснулся запах горелой изоляции.

Гензель был уверен, что король не владел способностями, сходными с невероятными талантами альвов. Не мог он за тысячи километров разглядеть их убежище и явиться в точно намеченный срок. Не мог! Он не божество, не святой и даже не подлинный человек. Всего лишь увечное существо на троне.

— Яблоко… — пробормотал он. — Опять яблоко!

— Вы вполне прозорливы для квартерона. — Король позволил себе одобрительную улыбку, не продержавшуюся на его лице больше полутора секунд. — Яблоко. В сердцевину был вмонтирован небольшой, но очень мощный ретранслятор. Как только началась химическая реакция, он активировался и направил сигнал. Ничего сложного.

Гензель испытал невероятное желание шевельнуть стволом мушкета в сторону Тревирануса. Интересно, прежде чем его растерзают мутанты из свиты, он успеет услышать щелчок курков?.. Может, успеет и увидеть, как лопается голова его величества, непоправимо пачкая бархатный плащ, заливая кровью благородную седину, как месиво костей и мозгов сползает по искусной гравировке панциря?..

Не успеет, понял он. Король не дурак, а свита его — свора настоящих цепных псов. Не оставят и шанса. Только в сказках маленький мальчик может победить стаю свирепых великанов. В сказке стены дворцов рушатся сами собой, а принцессы оживают. В сказках любовь побеждает зло.