Александр Прозоров - Властелин булата

– Имеется, – кивнул седовласый бог, чуть отступая в сторону, однако все равно помогая катить отливку. – Горит хорошо, без запаха. В праздники и на пирах в лампы наливаем. Тебе зачем?

– Сталь закалять.

– А вода чем плоха?

– Понимаешь, дед, – поворачивая тяжелый диск к воротам, ответил молодой человек. – У воды температура кипения стольник, выше нее она охлаждать не способна, кипит. И теплоемкость высокая. В результате поковка остывает так быстро, что поверхность превращается в тонкую закаленную корку, а нутро остается горячим и сырым. Это самое нутро остывает с большим опозданием и с уменьшением объема. В результате возникают серьезные внутренние напряжения. В общем, мы получаем хрупкую деталь невысокой прочности. Мало того! При закалке в микропоры проникает вода, из-за нее там начинается коррозия, а в сильные морозы вода имеет привычку застывать и расширяться. Представляешь себе, дед, вдарит в лесу сильный мороз, и топорик твой вдруг: бдзынь, и на мельчайшие осколки рассыпается [2] Особенно известен этой неприятностью дамасский булат – за что и нелюбим в «холодных» странах. !

– Чего же ты раньше молчал?!

– Так сыромятину хоть в ослиной моче закаляй, она лучше не станет. В смысле: станет, конечно, но ненамного. А сталь жалко. Не для того мы на нее столько пота угробили, чтобы копеечной экономией испортить.

– А что масло? – отпустил железный диск великий Сварог и пошел рядом.

– У масла температура кипения очень высокая, а теплоемкость, наоборот, ниже. Поэтому в масле сталь остывает в двадцать восемь раз медленнее. С одной стороны, этого достаточно для образования мартенситной структуры, с другой – охлаждение успевает проникнуть на большую глубину, и слой закалки получается во много раз толще. Кроме того, попав в микротрещины, масло не вызывает коррозии, а наоборот, предотвращает ее. В мороз оно не замерзает, на поверхности образует тонкую защитную пленку. Можно считать, залуживает изделие.

– Вот так уж точно в двадцать восемь раз? – хитро прищурился Сварог.

– Да. А что?

– Откуда ты можешь это знать?! – насмешливо фыркнул бог кузнецов.

– Дед, меня этому четыре года в институте учили.

Прародитель славян вытянул губы в трубочку, резко потер ребром ладони нос:

– Прости, чадо, забыл! Так привык тебя рядом видеть, что, кажется, ты с самого рождения возле меня крутишься. Ан оно-то… Да-а… Ну так сказывай, внучок, чему тебя еще в будущем твоем научили?

– Гальваническому покрытию, кислородному дутью, электролизу, порошковому напылению, теории относительности, азам матанализа, анодной защите и прочей совершенно бесполезной помойке, – вздохнул Матвей. – Хотя умение золотить древесину мне еще может пригодиться.

– Как-нибудь, когда нам окажется совершенно нечего делать, чадо, – огладил бороду великий Сварог, – ты расскажешь мне, что означают все эти слова. А покамест кати криницу в кузню. Я же пойду распоряжусь, чтобы масло осветительное из кладовых в один бочонок слили и утром к нам принесли.

Богов переполняло нетерпение, и потому с первыми солнечными лучами оба были уже в мастерской. Не дожидаясь прихода смертных помощников, мастера разожгли горн, вдвоем подняли тяжеленную отливку, опустили ее край в жаркие белые угли. Дали время нагреться, затем оттянули к наковальне, отрубили холодным, а потому более крепким зубилом широкую полосу тут же рассекли на несколько слитков. Кинули один обратно в горн, раскалили, перенесли на наковальню и взялись за молоты, быстро и умело превращая бесформенную поковку в широкий плотницкий топор. Во время второго захода заготовку простукивали уже молотками, ибо в работе теперь требовалась не сила, а точность и аккуратность. После последнего прогрева лезвие, обушок и щеки полотна доводили и вовсе легкими молоточками.

Закончив заточку, Матвей опять прокалит заготовку и быстро, чтобы полыхнуть не успело, опустил ее в масло. Терпеливо выждал с десяток минут, достал, взял в руку. Внимательно осмотрел, провел пальцем по краю, потом засучил рукав, скользнул лезвием по руке. Сдул волосинки:

– Бреет! Значит, все в порядке, не повело.

– Какой у него странный цвет, – вытянул шею великий Сварог. – Карий, как сосновая кора.

– Зато легко отличить, – отложил на верстак готовую вещь Матвей. – Светлый означает сыромятное железо, а карий – это луженая сталь.

– Карелуженая, – задумчиво повторил прародитель славян, поднял светло-коричневый, еще влажный топор, покрутил в руках. Отошел к стене с инструментами, снял с нее тяжелый молот, чиркнул по краю бойка. Топор снял с железа тонкую стружку. Бог-кузнец хмыкнул, провел лезвием по руке, громко щелкнул языком: – Бреет! И железо бреет, и волосы! Так вот ты какая, карелуженая сталь…

Тем временем его внук в бессчетном поколении взял другой слиток, взвесил в ладони:

– Дедушка, а можно я пару кусков испорчу?

– Ты бог, тебе можно все, – покачал головой Сварог. – Это твое колдовство.

– Давай! – крикнул подошедшему на работу смертному Матвей и бросил стальной кубик в горн. Дал раскалиться, вытянул на наковальню и взялся за молот, расплющивая и вытягивая заготовку. Разогрел – вытянул, разогрел – вытянул…

– Не длинноватый ножик у тебя получается? – склонил голову набок великий Сварог. – Носить неудобно будет.

– Как закончу, примерим, – пообещал молодой бог, не останавливая работу. Он выстучал протяженный дол, свел кончик на угол в тридцать градусов, потом нежно, легким молотком, загладил оба лезвия, потратив на выравнивание целых пять подходов, заточил кромки и наконец-то опустил законченную вещь в масло. Дал остыть и вскинул перед собой.

– И на что это ты убил целый день, чадо? – так и не понял всемогущий Сварог. – Полночь на дворе, между прочим. А ты сегодня даже не поел ни разу. Заряна вся извелась, уже несколько раз в двери заглядывала.

– Я же мальчишка, дедушка! – усмехнулся Матвей, оглаживая клинок. – Какой мужчина устоит перед соблазном заполучить себе настоящий боевой меч? У меня есть сталь, кузница и неплохие навыки работы. Прости, дед, я не удержался!

– «Боевой», сказываешь? Значит, эта штука для войны? – прищурился седовласый бог. – Очень большой нож… Хитро. В наше время обходились копьем, луком и палицей. Ну, коли так, то дщери моей эту штуковину покажи, Макоши. У нее аккурат какие-то беды ратные случились. Вдруг и пригодится?

Слова Сварога упали на благодатную почву – Матвею жуть как хотелось похвастаться новенькой игрушкой. Однако ему пришлось потратить еще целый день, чтобы довести первый в истории человечества стальной меч до ума: выправить кромку, оценить балансировку, выточить рукоять по длине ладони и насадить на хвостовик, намертво закрепив костяным казеиновым клеем. И еще несколько часов уже третьего дня бог-технолог потратил на особый подарок, направившись в подклеть к зеркалу уже сильно после обеда.