Александр Прозоров - Властелин булата

Рыча и роняя кровь, шатун бросился к нему, взмахнул лапами, но в последний миг перед столкновением волк исчез, чтобы через миг опять оказаться на загривке медведя, тут же соскользнуть к лапе, прокусить плоть до кости, отпрыгнуть, обежать и стремительным броском вновь вырвать шматок мяса откуда-то из-под живота. Медведь зарычал, крутанулся и большими скачками помчался прочь. Он больше не думал о еде – он спасал свою жизнь.

Волк немного постоял, глядя ему вслед. Потом сделал несколько шагов, перекувырнулся через голову и вдруг оказался рослым молодым мужчиной, белокожим, темноволосым и совершенно обнаженным. Единственное, что не изменилось – так это свисающий с его шеи амулет.

– Любый… – Тетера ощутил, как на его глаза навернулись слезы. – Любый, ты пришел!

– Как тебя угораздило, потомок белки? – Колдун приблизился, сел рядом.

– За дровами вышел… Рядом совсем… Даже копья брать не стал… А тут…

Колдун лесовиков вытянул у охотника из-за пояса веревку, расправил сломанное плечо, поднял рукоять топора, накрепко примотал к руке и тут же кувыркнулся вперед, возвращаясь в волчье обличье. Клыками ухватил мужчину за ворот, по глубоким следам быстро дотащил его к стойбищу, опустив к ногам испуганно взвывших соплеменников, и стремительной тенью растворился меж лесных сосен, нагоняемый искренними молитвами смертных. У него было еще много дел, успеть с которыми по силам было только могучему богу лесов. Богу, плоть и кровь которого переполняла великая, нескончаемая, подобная огненному свету мощь, так и рвущаяся наружу.

Поздней ночью огромный серый волк в своем бесконечном пути забежал на белые от инея скальные уступы, вознесенные над замерзшей Печерой и освещенные огромной полной луной, оглядел раскинувшиеся во все стороны лесные просторы, поднял морду к небу и громко, протяжно завыл, как бы говоря звездам, что все кочевья, деревни и города, спрятавшиеся в сих чащах, все селения, украшенные истуканом с темной от жертвенной крови волчьей пастью и стопкой чистой одежды у основания, находятся под его защитой и покровительством. И он никогда не допустит в эти земли и леса несчастий и горести!

За пределами владений повелителя оборотней, далеко-далеко на северо-западе, над голыми скалами и заледеневшими озерами, в эти часы шла жестокая битва. Полуобнаженные воины, вооруженные копьями с кремниевыми наконечниками и нефритовыми топорами, вели жестокий бой супротив трех огромных крабов, имеющих по шесть клешней каждый. Лучники осыпали тварей стрелами, славяне забрасывали сулицами, но сие легкое оружие не причиняло толстенным хитиновым панцирям ни малейшего вреда. А вот огромные клешни с легкостью перекусывали пополам человеческие тела, отрывали неосторожно приблизившимся храбрецам руки и ноги.

Однако отважные дружинники великого Одина раз за разом кидались в схватку, стремясь проскользнуть под брюхо ворогу и вонзая копья в основания лап, рубя белый, тонкий внизу панцирь топорами. Вот, лишенный сразу трех лап, опрокинулся один гигант. Вот другого удалось пронзить несколькими копьями на всю их длину, и он мертво осел на брюхо. Вот третьему разрубили бочину, и он, теряя внутренности, попытался сбежать, но силы чудовища иссякли, и оно рухнуло с обрыва в пропасть.

Уцелевшие воины восторженно завопили, вскидывая оружие:

– Слава Одину! Слава валькирии! Слава победителям! Слава, слава, слава!

Со скалы над местом схватки к храбрецам неспешно спустилась Валентина – в облике коротко стриженной девы, укутанной в меха и в длинном вишневом платье с блестками.

– Славная битва, доблестные воины! – сказала она. – Кровь лилась рекой, кости трещали, как хворост в непогоду, и крики боли заглушали вопли ярости. Но вы не дрогнули, храбрые ратники великого Одина! Вы не отступили! Вы дрались, как сам бог войны!

– А-а-а-а!!! – отозвались радостными воплями окровавленные, измазанные крабьими потрохами мужчины. – Слава валькирии!

– И все вы достойны награды, отдыха и славного пира!

Валентина простерла руки перед собой, и туши поверженных монстров исчезли, а истерзанные тела дружинников взмыли в воздух, закружились, сливаясь воедино, в густое плотное облако. Внезапно облако распалось, рассыпалось человеческими фигурками – и все павшие воины опустились на землю живыми и невредимыми.

– Ступайте во дворец великого Одина, храбрые ратники! – возгласила девушка. – Ваш бог ждет победителей монстров на щедрый пир, дабы осушить общую чашу с лучшими из лучших и храбрейшими из храбрейших!

– Слава! Слава! Слава! – отозвались сотни радостных мужчин.

Очередной день сказочной Валгаллы – царства мертвых, царства живых, царства воинов – подходил к концу, завершаясь славной разгульной пьянкой. Мир мечтаний, которым предаются настоящие храбрецы долгими зимними ночами.

Царствиям мертвых было все равно, что творится за пределами царствия всемогущих богинь смерти. Но царством живых правила зима – заметая глубокими снегами кочевья в степях и лесах, засыпая сугробами дворы славянских городов и селений, терзая холодом голодающие на тебеневке табуны и разрывая морозом стволы вековых деревьев; тоскливо воя за стенами юрт, чумов и срубов, в которых жарко горели костры в обложенных камнями очагах. Еще не один раз предстояло исчезнуть с небес и снова народиться бледнолицей луне, прежде чем выдохлись силы ледяного бога Карачуна, повелителя тьмы и холода, и он уступил место правителя солнечным богам.

Как бывает всегда, весна начала победное шествие из Крыма, заявив о себе алым одеялом тюльпанов, покрывших степи от края и до края; быстро выхлестнулась на Большую землю и разлилась во все стороны хрусткой молодой зеленью, покатилась на север, обращая сугробы в рыхлую темную крупку и жадно впитывая в землю талые воды. Волна преображения накатилась на угрюмые темные леса, прокралась в самые буреломы, коварно пряча от зимы частые протаины под белым ковром подснежников, осторожно стряхивая с крон белые шапки, прогрызая звонкий речной и озерный лед извилистыми трещинами – и вдруг ударила разом журчанием бесчисленных ручейков, треском ледохода, ослепительными лучами с чистого синего неба. Везде и всюду поднялись разбуженные воды и залили равнины от края и до края, смывая всякую память о недавней зиме.

Едва только сошло половодье, неподалеку от стен Смоленска скифы сложили высокую пирамиду из хвороста, с нескольких сторон смочив его жиром. Горожане собрались кто на стенах, кто снаружи. Работ в только-только пережившей водяную осаду твердыне было пока немного, а вот что затеяли на этот раз воины великого Орея – любопытно.

Колченогая Ящера – сегодня одна, без мужа – вышла из ворот с факелом в руках, добрела до груды с топливом, обошла кругом, запаливая сразу со всех сторон. Вскорости пламя взметнулось чуть не на высоту стены, однако его жар не сильно беспокоил юную супругу нового покровителя Смоленска. Ведь священный огонь не может причинить вред наследникам праматери скифов.