Андрей Попов - Кукольный загробный мир

Заставив всех открыть учебники, математичка принялась рисовать на доске горбатые графики, которые пересекались между собою, образуя заштрихованные белым дождем области. Сегодня она была в новой блузке сиреневого цвета с выступающим местами гипюровым рисунком. Боясь ее замарать, она постоянно вытирала ладони тряпкой и регулярно смотрела, не запачканы ли мелом края рукавов. А вот старую изумрудную брошь зря надела — и цвета плохо сочетаются, и всякий взор уже пресыщен этой дешевой безделушкой. Девчонки сразу стали перешептываться друг с другом, обсуждая обновку Королевы Синусов. Так в шутку ее однажды назвал Парадов и, надо же, — прозвище оказалось липким.

За окнами осень и зима вели беспощадную войну за территорию. Маленькие островки серого асфальта уже еле удерживали навалившийся снежный штурм. Силы изначально были неравны, так как зима призвала себе на подмогу несметные полчища боевых туч. Отголоски этого эпического сражения выпадали на оконных стеклах в виде белого пепла снежинок, которые тут же таяли, превращаясь в небрежную ретушь подтеков да кляксы простой воды. Где-то далеко-далеко на горизонтах октябрь уже столкнулся в схватке с грядущим ноябрем — более суровым и более неистовым.

Кирилл взял ручку и принялся записывать незатейливые в его глазах уравнения с доски. Похмелье еще давило на виски, и он в тысячный раз повторял себе, что волшебная вода — главная ошибка в его жизни. По сути он был единственным из класса, кого по-настоящему увлекала математика. Он уже давно вышел за рамки школьной программы, читая дома университетские книги, и почти что сдружился с неповоротливыми числовыми матрицами, дифференциальными уравнениями да гордыми гамильтонианами, о которых большинство смертных слыхом не слышало. Любовь Михайловна знала об этом, часто автоматом ставила ему пятерки и, кажется, даже побаивалась с ним прилюдно спорить, опасаясь попасть в неловкое положение. Ведь свою-то университетскую часть знаний она уже всерьез подзабыла. Даже не была уверена, сможет ли корректно разложить функцию в ряд Тейлора.

Кирилл, глядя сейчас на доску сквозь туман не проходящего похмелья и мудрствуя сверх положенного, пришел к выводу, что люди в глазах вселенной — то же, что числа, нарисованные бледным мелом на доске. Их можно делить, складывать и вычитать, но самое главное — умножать на ноль. Что вселенная периодически и делает. Давит как насекомых, расползшихся по поверхности планеты, приближая для всех нас долгожданную паралайю. В индуизме так называется покой после разрушения мира. « Надо бы записать этот софизм в свой дневник», — подумал Кирилл и неприлично долго зевнул на весь класс. Сразу после его нелепого зевка Ватрушев, от чистого сердца ненавидящий уравнения, горько вздохнул, мотнув перегруженной головой.

— Ватрушев, ты чего так печально вздыхаешь? — Любовь Михайловна обернулась, очередной раз поправляя очки. Сквозь их пухловатые стекла ее карие глаза казались больше и даже красивее, чем на самом деле. — Переживаешь за судьбу переменной «икс»? Обещаю, с ней будет все хорошо. Найдем.

Как видно, математичка была не без прикола, постоянно сыпала язвительными афоризмами, что нередко разбавляло скуку — квинтэссенцию всех точных наук. А вечное противоречие между абстрактным и вещественным, антиномия чувств и формул, спор между лириками да физиками здесь, на уроках математики, всегда заканчивался одним финалом — спасительным звонком на перемену…

Большая двадцатиминутная перемена считалась оазисом в пустыне утомительных знаний. Алексей решил прошвырнуться по коридорам и сразу же столкнулся с ухмыляющейся физиономией Клетчатого. Тот, поддерживая созданное в прошлом амплуа, всегда ходил в школу в клетчатом пиджаке, зимой носил клетчатое пальто, осенью — клетчатую кепку, а летом — соответственно, клетчатую рубашку. Любитель перпендикулярных линий сейчас смотрел на него широко восторженными глазами. Клетко (это, кстати, его настоящая фамилия) вообще никогда не унывал. Вечная улыбка сопровождала его по судьбе, будто приклеенная к лицу с самого рождения. Неизлечимый оптимист и сангвиник по характеру, всем своим видом он давал понять окружающим, что кроме счастья, женщин да несметного богатства в жизни ему больше ничего не светит. Разговаривая с кем-нибудь о чем-нибудь, в кульминационные моменты речи он часто щелкал пальцами, как бы подчеркивая: «эх, чертовски верная мысль!» Вот и теперь Клетко сделал характерный только ему одному щелчок пальцами, выставил вперед указательный и произнес непонятную для непосвященных фразу:

— Здесь и сейчас!

Избранные же фортуной побаивались этих двух слов пуще огня. Рядом уже стоял Литарский и тоже ехидно лыбился.

— Ну, вы нашли время! — вспылил Алексей. — Сейчас вообще не до этого! Сочинение на носу.

Клетчатый протянул свою пухлую ладонь, намекая, что в принципе можно откупиться деньгами. Алексей знал, что спорить бессмысленно и полез во внутренний карман за конвертом. Раздраженно вскрыв его, он прочитал сообщение : «Ты должен женится на первой девчонки, которая появится с улицы через парадную дверь. Учетеля и малалетки — исключение. Удачи» .

— Умнее ничего не мог придумать? Еще и с ошибками написано.

— Если не гениально, то катастрофически близко к гениальности. Согласись!

— Я ж вроде как женат на Лихницкой из седьмого «в». Католическая церковь бы этого не одоб…

— Разведешься, какие твои годы! — и вновь щелчок неугомонными пальцами. — Время, кстати, пошло…

По коридорам неистово носились младшеклассники, их беспричинный визг являлся основным субстратом обитающих в школе звуков. Трое — Парадов, Литарский да Клетко — уставились на дверь, которая, как на зло, что-то и не думала открываться. Словно по ту ее сторону возникла целая толпа потенциальных невест, принарядившихся в белое, и все они никак не могли договориться, кто же из них более достоин стать избранницей Алексея.

— А если она окажется страшной, как моя загробная жизнь? Вы, приматы, от этом не подумали?

— Не бывает некрасивых женщин, — строго заметил Стас, на секунду зависнув, думая, как бы перефразировать известную поговорку. — Бывает просто мало косметики. Я так считаю.

Дверь скрипнула и вошли трое пацанов из пятого класса. Потом несколько человек вышло, сразу за этим явился Пимыч — хмурый, как обычно. Со стороны своих учеников он удостоился лишь легких пренебрежительных кивков. А ведь когда-то все было совсем не так… Дверь опять надолго и намертво захлопнулась, как будто там, с внешней стороны, вымерла всякая органическая жизнь. Уж и перемена близилась к концу.

— Мы что, как манекены, даже после звонка здесь стоять должны?! — Парадов уже откровенно злился на придурь своих товарищей, а те только надменно улыбались, предвкушая грядущую сцену.