Фрэнсис Хардинг - Дерево лжи

Перед тем как войти в пещеру с деревом, она остановилась и набросила ткань на фонарь. Слишком яркий свет вреден для растения, но ведь отец смог сделать эскизы, значит, какое-то количество света оно может выносить. Теперь фонарь светил гораздо слабее, но вполне достаточно, чтобы она видела, куда наступать. Когда Фейт вошла в пещеру, ей почудились приветственные вздохи, легкий шорох узнавания. Очертания дерева казались сгустком черноты, и они были больше, чем раньше.

— Я вернулась, — прошептала Фейт и умолкла. Она снова разговаривает с ботаническим образцом.

По мере приближения ее глаза привыкли к темноте, и она больше не могла себя обманывать. Это не была игра теней. Дерево действительно выросло. Протянув руку, она нащупала похожие на лианы или змей отростки, перевалившие за края горшка. Она трогала их и чувствовала, что они распространились по каменному выступу, словно щупальца осьминога, и некоторые из них достигли пола пещеры. Изгибающиеся под покровом листьев ветки были толстыми и мощными, как будто растению было много лет.

— Это невозможно, — выдохнула Фейт. Она никогда не видела, чтобы рост был столь стремительным, тем более в отсутствие солнечного света. — Это противоречит законам природы.

Ее слова казались нелепыми ей самой. Может, она ждет, что растение начнет извиняться и вести себя как подобает? Она сглотнула и достала складной нож отца.

— Прости, — прошептала она, — но я пришла изучить тебя.

Какофония звуков прибоя и шорохов пещеры наполняла уши Фейт, пока она осматривала растение. Света было недостаточно, чтобы снять показания с помощью рулетки и штангенциркуля, но она ухитрилась раздобыть отпечатки листьев и их жилок с помощью карандаша и бумаги. Взяла образцы раздвоенных листьев, корешков и коры, потом соскребла немного вязкого сока, помещая все образцы в отдельные емкости. Это занятие оказалось довольно кропотливым и отнимающим силы, так что у Фейт создалось ощущение, будто она подстригает когти дракона. Она даже поводила компасом вокруг дерева, вглядываясь в циферблат в надежде заметить колебания магнитных полей.

Все это время она искала цветок, почку, плод — что угодно. На отцовских эскизах цветы были белыми, поэтому она надеялась, что они будут заметны даже в темноте. Прищурившись, девочка осмотрела растение со всех сторон, сначала спокойно и методично, потом с усиливающимся отчаянием. Ничего. Может, ничего и не будет. Может, дерево лжи — это ложь как таковая. Она почувствовала себя несчастной глупышкой. Только сейчас она осознала, до чего была уверена в том, что растение не предаст ее и она что-то найдет. Когда она последний раз в отчаянии похлопала по листьям, с одной ветки упало что-то маленькое и круглое. Оно отскочило от края горшка, приземлилось на ее юбку и покатилось вниз.

Фейт испуганно вскрикнула. Она попыталась схватить его и едва успела удержать двумя пальцами. Облегченно выдохнула. Если бы эта штука укатилась в темноту, она никогда бы ее не нашла. Все-таки дерево не подвело ее. Крошечный фрукт оказался не более полудюйма в диаметре и был покрыт тончайшей шероховатой кожурой, похожей на высохшие цветочные лепестки. Он был идеально круглым и на ощупь напоминал лимон. На темной кожуре она рассмотрела светлые полосы. Фейт оставалось только надеяться, что он спелый. Вряд ли она могла бы приклеить его обратно на дерево.

Она засомневалась. Хорошо бы отнести фрукт в свою спальню и съесть его там в относительной безопасности. Но в Булл-Коув всегда есть риск, что ее обнаружат в полубессознательном состоянии и с желтыми глазами. Тут, по крайней мере, она находится в уединении. И она решилась: съест фрукт здесь и сейчас, в пещере.

Ко всему следует отнестись очень внимательно, к собственным ощущениям в том числе. Фейт нашла себе местечко у входа в ту пещеру, где была привязана лодка. Здесь она может прислониться к каменному столбу, образованному смыкавшимися сталактитом и сталагмитом. Она сняла ткань с фонаря, чтобы ярче осветить пространство, пристроила зеркальце на каменном уступе, чтобы видеть свое лицо. Измерила пульс с помощью старых наручных часов — он был быстрым, и она поняла, что взбудоражена. Она села и привязала себя к столбу отсыревшей веревкой из лодки. Она не умела вязать морские узлы, но понадеялась, что веревка удержит ее от падения в море, если она окажется в забытьи.

Фейт записала, который час, положила записную книжку и ручку на каменный выступ в пределах досягаемости, взяла нож и очень аккуратно разрезала плод дерева лжи пополам. И сразу же леденящий запах стал таким резким, что она поморщилась. Глаза начало щипать, и Фейт заморгала. Подняла фрукт выше, чтобы получше рассмотреть. Мякоть состояла из крошечных мелких частичек, наполненных соком, как в лимоне, только глубокого красного цвета. По ладони Фейт к запястью побежал ручеек сока, и она рефлекторно слизнула влагу. На вкус та оказалась невероятно горькой и напоминала гнилой лесной орех. Язык Фейт онемел. Губы закололо.

Фейт стала действовать решительно, испугавшись собственного малодушия. Большим пальцем она высвободила мякоть из кожуры, и та отошла, а за ней паутиной потянулись нежные белые нити. Собравшись с духом, Фейт сунула красную массу в рот и сразу почувствовала вкус горького льда. Горло свело. Зажав рот руками, она совладала-таки с тошнотой и не выплюнула мякоть. С трудом сглотнула, и на миг мякоть прилипла к основанию языка. Фейт кое-как протолкнула ее дальше, содрогаясь и морщась.

Сделано. Она съела плод. Теперь поздно отступать. И почти тотчас ее охватили прежние страхи. Она чувствовала, как скользкая прохлада продвигается вниз. Грудь онемела. Фейт торопливо втягивала воздух, и каждый вдох становился все труднее. Как будто кто-то украдкой по чуть-чуть затягивал ее корсет, лишая воздуха. В ушах что-то стучало, и она с трудом узнала в этом звуке стук своего сердца — бух, бух, бух, словно выбивают ковер. Язык и горло пересохли. Перед глазами сгустились и поплыли краски. Ей пришло в голову, что мир — это ковер, и она наблюдает, как его пожирают черные жуки.

Она оказалась в туннеле, с огромной скоростью неслась куда-то в темноту, а по сторонам крутились и гудели огромные черные колеса, и тут весь мир сотрясся… Она боролась, сражалась с темнотой и ее барабанной дробью, бессильно налетала и сразу куда-то падала. Битва была ужасной. Она пыталась удержать свет, свой разум, контроль над собой и кричала внутри себя, когда все это стало облетать с нее, будто лепестки… А потом все исчезло, и паники больше не было. Только глубокий и безмолвный ужас в глубине души, перекатывающийся, словно неслышный гром, слишком незнакомый и сильный, чтобы она действительно смогла его почувствовать.