Свенельд Железнов - Скоморох

Когда, утомившись пляской, большая часть гостей вернулась на лавки, воевода дал знак гусляру прекратить играть. Музыка стихла, все замолчали и повернулись к хозяину пира. Тот поднялся со своего места и произнес речь:

— Гости дорогие! Мы собрались, чтобы весело отметить праздник. Но боги распорядились так, что радость нарушена смертью близких людей. Мы помним о них и скорбим. Однако нам жить дальше. А потому негоже, ежели встретим мы весну с грустными лицами и тусклым взором. Что за год выдастся, когда на Масленицу веселья нет?

Одобрительные выкрики гостей показывали, что речь воеводы нашла отклик у слушателей. Собственно, большинству из них дела до Яна Творимирыча и Свирида никакого не было. Жалели их, само собой, но горя не ощущали.

— Решил я подарить вам забаву великую. Такой еще не приходилось вам испытать. Вот есть тать пойманный, в скоморошьем кафтане в дом проникший. Хотел он наше добро прибрать, да добрые люди остановили. Что делать с ним?

Холодный пот прошиб Радима. Он завертелся, жесткая хватка сторожей усилилась.

— На осину его! — послышались выкрики. Воевода поднял руку, призывая к тишине:

— Тихо! Есть более хитрая забава. Давно ль вы охотились? Давно ли в руках рогатину держали? Что скажете, коли зверь поумнее многих будет?

— Неужто на скомороха будет охота? — раздался голос самого догадливого.

— Верно! Пустим его в лес, пусть прячется. Мы же выйдем по его следам. Кто зверя завалить сможет, внакладе не останется. Вот эта мошна тому свидетель!

Эйлив снял с пояса кошель и высыпал на стол горку серебра.

— Помилуй, господин воевода! — Радим попытался упасть в ноги боярину, но его удержали.

— Молчи, смерд! — грозно блеснул очами Эйлив. — Коли до восхода продержишься — все серебро твое, и дорога, куда пожелаешь, открыта.

Скоморох понял, что его судьба уже решена. Не так он желал умереть, ох, не так…

— Гости дорогие! Принимаете ли условия охоты?

Раздались довольные крики пьяных гостей. Все горели желанием тут же растерзать скомороха и получить вожделенную награду. Воинам Грима пришлось сдерживать толпу, заслонив скомороха широкоплечими телами.

— Пусть идет! — перекрикивая возбужденных гостей, приказал Эйлив. — Не троньте его, пока сигнала в рог не дам! Грим, веди его до опушки, там лыжки дай, чтоб в первом сумете не увяз, и пускай на все четыре стороны.

Грим кивнул и сделал знак своим людям. Радима потащили сквозь бурлящую массу купцов и посадских.

— Сейчас же, гости дорогие! Всех прошу во двор! Время пришло Морену запалить и песни спеть. Потерпите немного, дайте зверю хоть недалеко уйти!

Слова воеводы Радим слышал как сквозь стену. Шум вокруг нарастал, пелена ужаса поднималась тем больше, чем скоморох лучше осознавал свое положение. На миг он даже лишился дара речи и безвольно повис на руках сторожей. Отрезвляюще подействовал холодный ветер. Радим встрепенулся и расцепил зубы:

— Стойте! Я должен поговорить с боярыней.! Вам несдобровать, ежели она узнает, что вы меня не послушали!

Речь Радима не произвела на Грима и его воинов никакого впечатления. Они упорно тащили его прочь Из града.

За спиной раздались крики: «Гори, блины, гори, Масленица!» Заиграло зарево от подожженных соломенных чучел. Собравшаяся вокруг Радима толпа постепенно поредела. К тому времени, как скомороха довели до ворот, никого, кроме сторожей, не осталось.

Воля встретила Радима темнотой, с трудом разгоняемой смоляными факелами. Скоморох подумал, что, с одной стороны, это хорошо, ибо легче спрятаться, с другой — идти по лесу будет непросто. Грим скомандовал что-то на норманнском языке — подошел воин с широкими лыжами в руках.

— Здесь! — остановил сторожей Грим. — Надявая! Скоморох застыл перед лыжами, больше похожими на обломки досок.

— Бистро!

Пожалуй, сподручнее передвигаться в лаптях, чем с такой тягой на ногах.

— Постойте! — из темноты вынырнул Валуня. — Вот эти велено надеть!

Он подал Радиму другую пару лыж. Они были гладкими, широкими, со свежим оленьим камусом. Грим хоть и нахмурился, но возражать не стал.

— Благодарствую! — негромко произнес Радим, принимая лыжи.

— Боярыня прислала, — прошептал, склонившись к уху, Валуня. — Она пробует остановить забаву. Но уж больно гости жаждут крови. Раззадорил их воевода.

— Попробую продержаться до утра. — Взгляд Радима зацепился за рукоять «зуба-складенца», торчащего из-за пояса отрока. Оружие представляло из себя нож с обоюдоострым клинком на две трети длины и шестигранной рукоятью с отверстием. В дырку был продет кожаный шнур, завязанный кольцом и намотанный на железо. «Зуб» мог использоваться десятком различных способов, в зависимости от хвата и положения шнура.

— Передай боярыне вот это! — скоморох отвлек внимание на правую руку, полезшую за пазуху, а левой осторожно ухватил «зуб» и потянул к себе. Оружие покинуло пояс Валуни и тихо исчезло в складках одежды Радима. Из-за пазухи появились берестяные грамоты. — Я нашел их у боярской дочки в седельных сумах. Так и передай боярыне. У Любавы! Пусть прочтет!

— Эй! Бистро! — прикрикнул Грим. В неверном свете факелов он не заметил, как воин спрятал на груди несколько грамот.

Радим привязал лыжи сыромятными ремнями к ногам и поднялся в полный рост.

— Боги на моей стороне, — сказал он и ринулся в темноту леса.

В лесу было холодно и темно. Белояр — не ладень, зима только начала отступать, ледяные бастионы подтаяли, но не исчезли вовсе, стужа вольготно гуляла по просторам, будто днем не светило яркое солнышко. Густые еловые лапы заслоняли и без того темное небо. Если бы не белоснежный покров и яркий месяц, в лесу не было бы видно ни зги. Мощные стройные сосны сливались в единую темную стену. Радим мог бежать быстро, лыжи позволяли, но он не хотел сломать шею. В темноте было очень просто налететь на бурелом или неприметную елочку. То там, то сям вырисовывался густой кустарник. В него скоморох не совался.

Куда он направлялся? Радим вряд ли бы ответил на этот вопрос. Куда глаза глядели, туда и ноги летели. Для него было главным — оказаться как можно дальше от преследователей. Уверенности, что с восходом солнца погоня прекратится, у скомороха не было. Мало ли что обещал воевода. Какой-нибудь рьяный купчик запросто убьет Радима, а потом скажет, что сделал это ночью.

Обидно, что отравителя Радим так и не поймал. А ведь уже был близок к разгадке. Все три смерти свел в единое целое не кто иной, как он! Не будь его, так и считала бы боярыня, что Яна Творимирыча неизвестная болезнь сгубила, а холоп Лунька сбежал бесследно. Мало того, именно Радим подумал, что виновных должно быть двое. Боярин и Любава. Хотя еще существует эта старуха… Между прочим, кроме скомороха, есть человек, который все знает. Это — Эйлив. Именно он дал приказ спрятать тело холопа, у него на глазах умер Ян Творимирыч, захлебываясь зеленой рвотой, он же видел Свирида, умершего похожим образом. Воевода знает о причине всех смертей, но никому не говорит. С одной стороны, понять его можно — паника в Ладоге хозяину не нужна, с другой — подозрительно. Если добавить к сему разговор, подслушанный на половине воеводы, то все становится понятно. Воевода устраняет людей, которые могут помешать его счастью с Любавой.