Дмитрий Коростелев - Право на жизнь

Потолок был замызганным, доски подгнили и прогнулись, норовя обрушится всем своим тяжелым весом, пришибить, раздавить, или уж на крайний случай, больно стукнуть по башке. Данила невидящим взглядом смотрел вверх. Жизнь продолжается, — понял он. — Продолжается вопреки всему. И Роду давно плевать на смерть единиц, и смерть сотен и тысяч ему тоже безразлична. Устал бог, ушел на покой. А может у него слишком много проблем, чтобы еще и людьми заниматься… Но как только он забросил своих питомцев, все пошло наперекосяк… Данила закусил губу от злости. Почему все так, и никак иначе. Почему, когда понимаешь, что нуждаешься в тех или иных людях, они либо уходят, либо умирают? Разве это честно?

Но потолок поскрипывая, молчал. Оставалось молчаливым и хмурое туманное небо, с прогалиной луны, мутным пятном зависшей над морем. Она как всегда таинственная и злобная, косилась сверху и насмехалась.

Данила стиснул зубы до хруста, ощущая на языке мелкую крошку. Усилием воли он заставил себя закрыть глаза. Еще предстоял путь обратно, и неплохо было бы выспаться. Русич повернулся на бок, прикрылся теплой шкурой. За последние пятнадцать дней это была первая ночевка на твердой земле. Вскоре он уже спал без задних ног, лишь тихо постанывал, толи от тоски, толи от адской боли, что все еще терзала зарубцевавшееся сердце. Мужчина должен уметь пережить все, любая потеря — не более чем испытание. А испытание надо пройти… или пережить. И Данила, мучаясь, все же пережил. Но сам был этому не рад.

Утро встретило осенней прохладой, и тяжелым холодным воздухом. Данила поежился, поднимаясь. Сонный, спустился в корчму, немного посидел и лишь тогда почувствовал себя живым. До этого все еще оставалось ощущение не проходящей сонливости, безумных утомительных грез, в которых он оказался не по своей воле.

В корчме было тихо и пустынно. Лишь посапывали на стойках пьяные посетители, да два отрока суетились, собирая обломки столов и черепки разбитой посудой. Хозяин корчмы довольно скалился, пересчитывая выручку. Видать, постояльцы щедро оплатили причиненный разгром. Заметив Данилу, он сейчас не спешил его обслуживать. Подошел лениво, неохотно.

— Что будем жрать? — Вяло спросил он.

— Всего и побольше, — Данила не скупился, сунул в руку корчмовщика еще один золотой. Взгляд того сразу просветлел, появилась приветливая улыбка. Ну еще бы, постояльцы все чаще расплачиваются серебром да медью, а тут золото. Есть чему радоваться.

— Остался вчерашний окорок, — молвил хозяин. — Тащить?

— Тащи, — согласился Данила. — Плохо, что вчерашний, но я сейчас голоден, так, что и лошадь целиком проглочу. Сырую.

— Лошадь не надо. Лошадь — животное умное.

Корчмовщик досадно повздыхал о незавидной судьбе лошади и скрылся за стойкой. Вскоре вернулся, таща на подносе огромную кабанью ногу.

Мясо было холодным, Данила ел без удовольствия, просто, чтобы набить желудок. Зато медовуха была отменная. В животе приятно потеплело, кровь потекла быстрее, разгоряченная, бурлящая.

Данила еще немного посидел, прислушиваясь к деяниям собственного организма. Потом лениво встал, вышел из корчмы навстречу выкатившему из-за виднокрая солнцу. В воздухе повеяло теплом, отголоском уходящего лета. Пряный запах листвы смешивался с ароматом сухой травы, приятно щекотал ноздри. Данила вдохнул полной грудью, чувствуя, как наливаются силой руки, в голове приятно свежеет.

Море шумно раскатывало волны по песчаному берегу. На причале уже суетились рабочие, стаскивая огромные тюки с прибывшего корабля. Среди них затесался Сереборг, на голову выше любого, высокий, статный. К такому без арбалета не подойдешь, испугаешься. Данила вышел вперед, ничуть не ниже Сереборга, даже в плечах покруче. На поясе меч, не лучший, но все же неплохой, подарок Збыслава. Данила поправил клинок, неторопливо зашагал к пристани. Сереборг заметил его, махнул рукой.

— Здравствуй, Следящий, — вяло улыбнулся он. — Пришел все-таки…

— Пришел, — кивнул Данила. — Ну и где твоя ватага?

Вместо ответа Сереборг указал пальцем в сторону широкой, уводящей в лес прокатанной колеи, где уже стояли наполовину загруженные повозки. Рабочие суетились, затаскивая огромные мешки в телеги, кони недовольно ржали, когда перегруженная телега начинала перетягивать ремни. Рядом, возле загруженных повозок лениво развалились плечистые, кряжистые мужики. С первого взгляда было видно, что перед тобой воины. Серые хмурые лица, взоры тяжелые, бесцветные. Оружие у каждого свое, видимо уже давно определились, выбрали свой, единственно верный способ боя. И как только Сереборг умудрился отыскать таких в здешней глуши?

Воины отдыхали перед походом. Кто-то лежал на траве и потягивал вино из баклажки, кто-то просто облокотился на повозку, лениво поигрывая громадной палицей, как пушинкой. Еще несколько человек о чем-то оживленно спорили, Данила хмуро покосился на недружную ватагу. Плохо, когда нет слаженности в отряде. Каждый из богатырей наверняка стоит десятерых, а то и больше, но из-за своей исключительности воины не могут сойтись, просто, как соратники. Все время спорят, соревнуются. Для охранников это непозволительно.

— Ну как? — Усмехнулся Сереборг. — Нравятся?

— Сильные, — согласился Данила. — Только ты с ними еще хлебнешь горя.

— Это почему же?-

Они все сильные. Но недостаточно сильные, чтобы исключить соперничество. Да, мой тебе совет, не вздумай обозвать себя воеводой, эти мордовороты сразу тебя невзлюбят. Понимаешь, они охотники, волки-одиночки. Собрать их в одной команде — непростительная глупость.

— Это мы еще поглядим, — хмуро молвил Сереборг. — Других все равно нет, собрал из корчмы случайных воинов, вот и весь отряд. Одно знаю точно, они сильны, как медведи, к тому же я не думаю, что кому-то вздумается напасть на нас. А если и вздумают, то, увидев нашу стражу, сто раз передумают.

Данила покачал головой.

— Нет, в бою за них волноваться нечему. Кому угодно рога посшибают. Но вот в свободном пути за ними глаз да глаз нужен. Поссорятся из-за пустяка, да перерубят друг друга в капусту. Так и останемся вдвоем. Если останемся, конечно.

— Я справлюсь, — уверенно заявил Сереборг.

К обедне телеги тронулись. Лошади шли медленно, недовольно фыркали, косясь на вооруженный мужчин, идущих вровень с повозками. Чуяли в воинах силу хищников, шарахались. Те лишь густо посмеивались, взмахивая здоровенными палицами и секирами. Данила шел поодаль, вместе с Сереборгом. Тому вроде удалось немного усмирить бунтарский дух наемников, но хозяином положения он все равно себя не чувствовал. Тут еще купец, высокий, худой, так непохожий на обычных торгашей, тоже начал гнать волну, намекать, дескать, нанял мордоворотов. Такие в один прекрасный вечер сами все добро растащат, безо всяких разбойников. Данила сухо косился на звероватых стражей, и в душе его зарождался недобрый холодок. Такие и вправду могут…