Элизабет Кернер - Малый драконий род

Я сходила за своим мешком и положила его перед Джеми.

— Внутри, — сказала я.

Джеми принялся шарить в мешке, который был и так уже почти пуст. Нашарив что-то, он вдруг округлил глаза. Он вынул оттуда кусок золота — кхаадиша , как называют его драконы, — величиною с кулак. С изумлением он уставился на него, и челюсть его отвисла.

— Ланен говорит, что этот кхаадиш редок среди вашего народа, господин, — произнес Вариен спокойно, — хотя я не вижу смысла в том, что ему приписывают такую ценность. Но за все время, пока мы ехали сюда, я нигде не встречал ни мельчайшего кусочка. Что же можно сделать с таким количеством...

— ...золота. Это называется золотом, Вариен. — Джеми изумленно хлопал глазами. — Клянусь огнями Преисподней! Вариен, одна серебряная монета равняется по стоимости дюжине медным. Ты можешь заплатить человеку два медяка за день работы, и этого будет предостаточно. А одна медная монета делится еще на две или четыре части — они называются полушками и четвертинами. Большинство людей в повседневной жизни пользуются только медными монетами. Но мы торгуем лошадьми, причем лучшими в Колмаре, а за лучших племенных жеребцов иногда удается заполучить и золотой. Одну золотую монету можно обменять на сотню серебряных. Человеку надо работать два года, чтобы получить оплату золотом. И то — одну-единственную монету. А тут... батюшки, да тут, должно быть, чуть ли не две сотни золотых! За такую сумму можно купить всю нашу ферму, до последнего жеребца и кобылы, да еще и работников нанять на много лет вперед.

Вариен коротко кивнул и прикрыл глаза.

— Благодарю тебя, — произнес он со вздохом. Вновь подняв взор, он посмотрел на меня: — Кажется, я начинаю понимать, почему многие из листосборцев на протяжении многих лет отваживались переступать Рубеж, встречая наш гнев. В ваших легендах рассказывается, что драконы крадут этот металл, а потом хранят его, так ведь?

— Да, это так, — Джеми пристально посмотрел на Вариена. — Это правда?

— Нет. Мы не стремимся его добывать. Мы вообще его не ценим. И одержимость гедри этим металлом превосходит границы нашего понимания.

— И все же вот оно, целое состояние!..

— Джемет, такова наша природа, — продолжал Вариен, начиная уже сердиться. — Некогда один человек предал дружбу с кантри ради желтого металла, и предательство это стоило жизни тому, кто ему доверял. Этот металл и ценить-то не за что, он лишь может служить украшением, а ты утверждаешь, что он настолько высоко ценится среди ваших сородичей. Клянусь светлым небом, не понимаю этого!

— Если вы не стремитесь его раздобыть, откуда ж оно у вас тогда берется в таких количествах? — настойчиво поинтересовался Джеми.

— Я же сказал тебе, что такова наша природа, — ответил Вариен, и в словах его теперь явно слышался гнев. — Там, где мы спим, земля превращается в это вещество. Это просто происходит само собой.

Джеми негромко присвистнул.

— Клянусь Владычицей, — пробормотал он. Он положил золото обратно и передал мешок мне, покачав головой. — Вот уж воистину с каждым днем узнаешь что-то новое. Однако это не ответ на вопрос. Ежели вы никому не показывали свое золото, значит, охотятся они вовсе не за ним. Да и рассказанная ими история для этой цели не годится, — добавил он. — Им тогда нужно было бы попасть внутрь и обыскать весь дом — они бы порезали того юнца и принесли его сюда, чтобы мы оказали ему помощь, а пока мы занимались бы им, его приятель обыскал бы комнаты. Нет, их история помогла бы им лишь проникнуть внутрь или отыскать кого-то, — тут он посмотрел на меня. — Зубья Преисподних, Ланен! Ставлю серебро против конского дерьма, что они охотятся за тобой! — Он вскочил со стула и принялся ходить по комнате. — Провалиться мне на месте!..

Я дала ему выпустить пар. Он всегда отменно ругался в подобных случаях — вот и теперь ввернул парочку выражений, каких я не слышала даже от моряков во время плавания к Драконьему острову на корабле листосборцев.

— Ты говорила, что этот ублюдок Марик хотел принести тебя в жертву, когда вы были там с ним на острове? — сказал Джеми наконец. — Тогда готов побиться об заклад своим годовым жалованьем, что эти ребята явились сюда, чтобы завершить начатое им.

Я встрепенулась. В этом был определенный смысл. Марик отчаянно пытался всучить меня тому демону — у него это не вышло только потому, что меня спас Акор. Глянув на Вариена, я заметила в его глазах грусть.

«Случись такое еще раз, я бы уже не смог тебя спасти, любимая, — произнес он на Истинной речи. — С каждым днем я все больше становлюсь человеком, но лишь повелитель кантри способен бороться с одним из владык Преисподних с надеждой на победу».

— Полагаю, ты прав. Что же нам теперь делать, Джеми? Ты думаешь, они нападут на дом?

— Могут, если им достаточно заплатили. Мы выставим на ночь часовых, а спать вы будете в зале — там легче всего обороняться, к тому же там есть камин.

Я вдруг впала в страшное замешательство и почувствовала себя совершенно беззащитной.

— Но, Джеми, наши конюхи — они ведь не воины. А что, если...

— Я предупрежу их, девочка моя, не беспокойся об этом. Сооруди-ка пока ужин: его так и так готовить, а из дому тебе сейчас лучше не выходить. Я займусь караулом и выставлю часовых. — Казалось, он был даже доволен: глаза его сверкали ярко и решительно. — Им не удастся застать нас врасплох, спящими, пока я рядом. Будь умницей, завари нам челану. Он нам понадобится. — Джеми повернулся к Вариену. — А ты, Вариен, достань меч и отнеси его в сбруйную. Там мы его наточим как следует.

Все-таки Ланен права. Наши работники не привыкли к битвам. Я предупредил их, и они даже закивали в ответ, согласившись выполнить все, о чем я их попросил, но все же были убеждены, что я делаю много шуму из ничего. Ослушаться они и не думали, но я все-таки несколько раз подходил к ним уже после того, как стемнело, и постоянно заставал врасплох. Хотя даже и не думал таиться.

Я то и дело обходил постройки, проверял двери, пытался успокоить лошадей. Похоже, их что-то тревожило, но я не мог сказать что.

Вернувшись еще раз в дом, я некоторое время грелся в зале у камина — должно быть, несколько дольше, чем мне показалось. Когда я вновь вышел во двор, была уже глубокая ночь. Я чувствовал, как под сапогами похрустывает корочка льда. Луна была в четверти, но светила ярко; небо выглядело ясным и звездным, а проклятый мороз пробирал насквозь.

Вдруг я услышал, как в западной конюшне заржали лошади, тревожно и настойчиво. Я развернулся и направился туда, но не успел сделать и пары шагов, как беспокойство лошадей внезапно обернулось бешеным ужасом и отчаянием. Это был крик о помощи, который не спутаешь ни с чем: от него холодеет внутри, а ноги сами собой устремляются вперед, без малейших раздумий. Я стремглав бросился к конюшне.