Элизабет Кернер - Малый драконий род

Детеныш моего сына Кейдры, Щеррок, родился осенью — ах, он такой чудесный малыш, видели бы вы его глаза! — но до этого кантри в течение пяти сотен лет не имели потомства. Акхор, наш царь и мой сердечный друг, долгое время размышлял о причинах нашего упадка, но и он, несмотря на всю его мудрость, не мог сказать, откуда берет начало наша бездетность. Ныне мы живем в тревоге, опасаясь, как бы наш народ не вымер окончательно. Я молил Ветров, чтобы чудесное превращение Акхора принесло великую пользу: помимо того что он соединился со своей возлюбленной, он, возможно, смог бы узнать от гедри сведения, которые помогли бы и его собственному народу. В противном случае остается лишь одна горькая истина: мы обречены, и Щеррок окажется последним из нашего рода...

Я встряхнул головой и, глубоко втянув в себя ночной воздух, обратился к Упражнению Спокойствия — прямо в полете, разгоняя мрачные думы, что сжимали мне сердце. Подобные мысли делу не подмога, под их тяжестью я не смогу подняться выше ни на взмах крыла. Я постарался сосредоточиться на задаче, которую нужно было решить сейчас. У меня почти получилось.

Некоторые порой задаются вопросом: а что, если подземный гул имеет какое-то отношение к нашему нынешнему положению? Земля на нашем острове редко хранила молчание подолгу, и мы привыкли к ее дрожи; но за последние несколько столетий толчки усилились. Те, что пробудили меня ото сна, были слишком уж могучи, такие случаются и вовсе редко, поэтому нужно было выяснить их причину. Не следует думать, что меня влекло туда лишь собственное любопытство, побуждавшее лететь быстрее; но сейчас, когда мне пришлось занять место Акхора, нашего царя, жившего теперь среди гедри, я должен был беспокоиться о всем своем народе. Меня не покидало какое-то странное чувство. И я все думал, пока летел: а сумел ли Акхор за время своего правления привыкнуть к этому чувству, когда кажется, будто ты несешь судьбу всех прочих кантри на своих крыльях или в собственных когтях — повсюду, куда бы ты ни направлялся и что бы ни делал.

Небо над горой было багряным, и чем дальше, тем все больше. Чего-то подобного я и ожидал. Однако я был еще далеко от места, когда оказалось, что мне удалось предвидеть отнюдь не все.

Тераш Вор обжигал небо своим огненным дыханием: широкая струя огня то и дело устремлялась вверх, чтобы опять низвергнуться на землю, словно полыхающее перо огромной птицы с размахом крыльев во все небо. Держась на порядочном расстоянии, я полетел вкруговую, огибая гору, чтобы получше все рассмотреть. К своему удивлению, я заметил еще несколько огней, поменьше, на северном склоне горы и дальше, на других склонах хребта, — это говорило о том, что глубоко под землей творится нечто ужасное. Я мысленно воззвал к Идай, старейшей из кантри, давней и преданной моей подруге.

«Идай, могу ли я обратиться к тебе?»

"Разумеется, Шикрар, — услышал я знакомый голос ее мыслей. — Что тебя тревожит?"

«Я нахожусь у Тераш Вора, и мне хотелось бы, чтобы и ты увидела то, что вижу я. Ты не прилетишь ко мне? Я буду ждать тебя на Старике».

Она ответила кратко:

«Лечу. Встретимся через час».

Стариком называется самая южная из гор — первая, что вздымается ввысь над тихими холмами далеко внизу. Зовется она так потому, что с определенных сторон очертания ее напоминают огромного черного дракона. С южной стороны имеется большой уступ, который можно принять за часть спины или сложенное крыло, — на нем свободно могут разместиться двое моих соплеменников. Уступ этот часто использовался нами как место встреч. Я тоже бывал здесь изредка, однако всегда чувствовал себя тут неуютно.

Как я уже говорил, нам, кантри, отпущен долгий срок — при естественном ходе событий мы способны увидеть две тысячи лет. Поэтому по природе своей мы не склонны замечать отрезки времени, если они не длиннее часа. Но все-таки время для нас течет так же, как и для других существ. И в ожидании Идай я решил еще разок пустить в ход крылья и быстро облетел огненную равнину. Вернувшись назад к месту ожидания, я был глубоко озабочен.

Я частенько посещал Тераш Вор. Обычно раз в каждый келл — то есть раз в сто зим — горы делали глубокий вздох и с дрожью извергали наружу пламя. Иногда это происходило сильнее, иногда слабее — однако подобное тому, что я узрел сейчас, представало моему взору лишь однажды, когда я сам еще был едва ли не детенышем. Стало быть, нынешнее извержение по силе равнялось самому мощному из всех, о которых помнили ныне живущие, ибо я был Старейшим из кантри. В течение шестнадцати келлов земля не приходила в такое сильное волнение. Я задумался о том, что бы это могло предвещать.

Идай воззвала ко мне, когда нас еще разделяло некоторое расстояние:

«Шикрар, как твои дела? А я-то думала, ты все еще находишься под действием вех-сна, пока сегодня утром не услышала твой призыв собраться на Летнем лугу».

«Да, меня разбудила земля. Но я уже исцелился настолько, что пробуждение не вызвало никаких последствий».

Тут я услышал, как она удивленно ахнула, и почуял, что в разум ее проник страх. Я понял, что она узрела огромную огненную струю.

«Во имя Ветров, Шикрар! Какая сила разрушила камень, отчего он так яростно пылает?»

Она заговорила вслух, едва приземлившись подле меня, и огромные ее крылья, казалось, трепетали. Редко мне доводилось видеть ее столь взволнованной.

— Никогда не встречала ничего подобного!

— Я встречал, только давно: в то время я сам едва научился летать. Давай-ка поднимемся в воздух и попытаемся рассмотреть все как можно ближе.

Мы взмыли с уступа и, широко раскинув крылья, воспользовались восходящими потоками теплого воздуха, чтобы с их помощью подняться повыше. Мы осмотрели яркие пятна, видневшиеся на других горах, и нашли для себя мало утешительного. Это было большое извержение, разливавшееся повсюду, словно ливень по иссохшей земле.

Струи огня на северном склоне Тераш Вора еще можно было бы назвать обычным делом, но вот три других пика горной гряды, которые тоже выбрасывали пламя, заставляли не на шутку обеспокоиться.

Мне казалось, что нынешнее извержение в точности такое же, как и то, что сохранилось в моей памяти со времен юности, и я хорошо помнил, что в то время велось много споров относительно нашего дальнейшего пребывания на этом острове. Не раз серьезно обсуждалась необходимость покинуть это пристанище. Лишь когда гора успокоилась, споры утихли... Впрочем, в столь важном деле нельзя было доверять воспоминаниям детства.

Когда мы с Идай вновь повернули на юг, к своим чертогам и Большому гроту, я воззвал к сыну:

«Кейдра, благополучно ли вы вернулись на землю?»