Катарина Керр - Чары зари

— Видите, я не убил его, не так ли?

Они все согласно кивнули.

— Я думал, что у серебряных кинжалов не бывает жен, — сказал один из мальчиков.

— У меня была. И позволь мне кое-что сказать тебе. Если когда-нибудь встретишь еще одного серебряного кинжала с женой, то лучше не распускай руки.

Когда Родри двинулся прочь, деревенские почтительно расступились, чтобы дать ему пройти. Они выстроились за его спиной, как почетный караул, пока он забирал коня. Родри сел в седло и поехал к реке, на северо-запад. Его руки были окровавлены, покрыты синяками и болели, но никогда в жизни он так не наслаждался болью. Как только деревня осталась позади, на луке седла появился гном.

— Это было прекрасное развлечение, не так ли, маленький брат?

Гном кивнул и злобно улыбнулся.

— Ну, а теперь я еду правильно? Джил направляется к реке?

И снова гном кивнул.

— Она едет в Керрмор?

Гном покрутил руками и пожал плечами, показывая, что не знает. Родри подумал, что названия мест ничего не значат для простейших духов.

— Если она следует вдоль реки, то я определенно догоню ее. Спасибо, маленький брат. Тебе лучше вернуться к Джил и следить за ней, чтобы у нее все было в порядке.

Испытывая сострадание к избитому и наслаждаясь вместе с тем торжеством справедливости, кузнец и пекарь подняли Перрина и перенесли в коровник, где и уложили на кучу соломы. Перрин почти ничего не видел оплывшими глазами. Грудь его так сильно болела, что он не сомневался: Родри сломал ему пару ребер. Нижняя губа была разбита и кровоточила. Жена пекаря принесла ему миску с водой, дала попить и вымыла ему лицо.

— Мне не понравился этот серебряный кинжал. Неужели ты в самом деле увел у него жену?

Перрин пробормотал себе под нос нечто похожее на «да».

— Хм. Не понимаю, почему девушка предпочла тебя ему. Но, с другой стороны, девушки иногда бывают взбалмошными и непостоянными. Ладно, ты можешь остаться здесь на день или два, парень, если дашь мне пару медяков за сено для твоих лошадей. Перрин кивнул и потерял сознание.

Раздраженный Невин сидел у себя в комнате и гневно смотрел на образ Саламандра, который плясал над тлеющими углями в жаровне. Гертсин казался искренне озадаченным.

— Но я не мог оставить Джил с этой вошью…

— Конечно нет, недоумок! Дело не в этом. Дело в самом Перрине. Ты бросил очень больного человека…

— Который насиловал женщину моего брата.

— Я это знаю. Меня это тоже приводит в ярость. Но я пытаюсь до тебя донести, что он смертельно болен.

— Ну, умрет он, разве это потеря?

— Попридержи язык, болтливый эльф!

Образ Саламандра сжался, словно отступил назад, и побледнел. Невин сделал глубокий вдох.

— Выслушай меня, Эвани. Если Перрин продолжит в том же духе, то будет изливать на женщин и лошадей свою жизненную силу — до тех пор, пока ее не останется слишком мало. И тогда он заболеет — скорее всего, воспалением легких — и умрет, как ты совершенно правильно догадался. Он причинит немало вреда другим женщинам, поскольку ничего не в состоянии с собой поделать. Он подобен больному чумой — распространяет инфекцию по всей округе, хотя сам не желает зла ни одной живой душе. Понимаешь?

— Да… Прости меня, — Саламандр выглядел искренне пристыженным. — Но что я мог поделать? Околдовать его? Связать веревками, привязать к одной из его лошадей и тащить за нами? Джил просто не выносит его на дух, а в ее состоянии…

— Да, все правильно. Дай мне подумать… Ближайший мастер двеомера — Лиддин из Кантрейи. Он, вероятно, сможет найти Перрина и изловить его. Твоей первой заботой должна быть Джил. Установи связь с ее аурой и затем — медленно, учти — оттяни часть этого лишнего магнетизма. Процесс должен занять несколько дней, потому что тебе придется впитывать эти силы самому. А потом потрать их. Ну, используй для каких-нибудь твоих любимых штучек. Это может позабавить Джил.

— Думаю, любое проявление двеомера теперь только приведет ее в ужас.

— Не исключено. А, боги! Ну какое же путаное дело ты свалил мне на голову!

— Это не я. И послушай, есть еще одна странность, связанная с Перрином. Когда я впервые увидел его, я открыл третий глаз и заглянул ему в душу. Я думал: может, это человек, связанный с Джил своим вирдом или что-то в этом роде.

— И что?

— Мне нечего сказать. Я не смог прочитать его душу. — Внезапно Саламандр погрустнел. — Вероятно, я позволил ярости, гневу и возмущению властвовать над разумом и управлять им. Я постоянно видел Перрина как какого-то монстра, получеловека. Он не был похож на человека.

— Валандарио многократно говорила тебе, и я сам повторял тебе это: двеомер требует держать чувства под контролем. Теперь ты понимаешь, что мы имеем в виду? Боги!

— Мои искренние извинения, учитель. Поскольку я видел Перрина, то могу найти его при помощи дальновидения, когда он потребуется тебе или Лиддину.

— Несомненно, потребуется. Его следует поймать.

— Просто когда я увидел нашу Джил такой… сломленной… и такой опозоренной… У меня заболело сердце.

— Я тоже огорчен, — Невин понял, что его гнев против Саламандра была лишь выплеском ярости, которую вызвало у него все случившееся. — Жаль, что я не могу сейчас к тебе присоединиться. Но если вы едете на юг, то постараюсь. Зависит от того, как дела пойдут здесь.

— Кстати, где ты?

Невин усмехнулся:

— Мой черед извиняться. В дане гвербрета Аберуина.

— Боги! Я удивлен, что Райс позволил тебе переступить его порог.

— О, он не желает мне зла. Леди Ловиан попросила меня поехать с ней и притвориться моим советником по вопросам права. Она собирается в последний раз попытаться заставить Райса призвать назад Родри.

— Вначале лед растает во всех кругах ада.

— Это так. С другой стороны, Райс любит Аберуин и, в конце концов, он может принять трудное решение и сделать то, что лучше для дана.

Саламандр посмотрел на Невина с глубоким скептицизмом, и старик согласно вздохнул. Упрямство входило в кодекс чести мужчин благородного происхождения, и Райс, как и все Майлвады, никогда не откажется от, однажды решенного.

Закончив разговор с Саламандром, Невин подошел к открытому окну, облокотился на подоконник и выглянул наружу. Его комната находилась высоко в брохе, и ему открывался вид на сады и большую часть лужайки, освещенной сотней крошечных масляных ламп, где проводили вечер придворные. Играли менестрели, а господа благородного происхождения танцевали среди мигающего света. Невин слышал, как они смеются, как у них перехватывает дыхание, когда они кружат в танце, притопывают и подпрыгивают в такт арфам и деревянным флейтам. «Ах, моя бедная Джил, — подумал он. — Будешь ли ты когда-нибудь снова так же счастлива, как они?»