Джон Краули - Маленький, большой

— Ну что ж, — произнесла Софи, и лица расплылись, потому что ее глаза наполнились слезами, — это, как будто, все.

Блоссом вскочила с кресла.

— Я знаю, — вскричала она, — нам всем нужно собраться в кружок, взяться за руки для силы и сказать хором: «Мы хотим!» — Она оглядела взрослых. — Правильно?

Кто-то засмеялся, кто-то отмахнулся. Мать притянула девочку к себе и сказала, что не все, возможно, захотят последовать ее совету, но Блоссом, взяв за руку брата, начала убеждать двоюродных сестер и братьев, теток и дядей подойти и тоже взяться за руки. Она не обратилась только к даме с сумочкой из крокодиловой кожи. Потом она решила, что кружок, возможно, сделается сильней, если участники скрестят руки и возьмут за руки тех, кто стоит напротив, для чего нужно сойтись еще теснее. Когда ей удавалось выстроить часть кружка, в другом месте он прорывался. «Никто не слушает», — жаловалась она Софи, которая только глядела на нее и тоже не слушала, а думала о том, что станется с нею, что станется со всеми храбрыми, и воображение не подсказывало ей ответа. Тут поднялась на неверные ноги Мамди, не слышавшая предложения Блоссом, и произнесла:

— Ну ладно, в кухне есть кофе, чай и кое-что еще, а также сэндвичи.

Кружок в результате совсем распался, послышался скрип стульев и шарканье ног; все двинулись в кухню, тихо переговариваясь по дороге.

— Кофе? Звучит соблазнительно, — заметила Хоксквилл своей престарелой соседке.

— Соблазнительно, это верно, — отозвалась Мардж Джунипер. — Но я не уверена, стоит ли он таких хлопот. Вы ведь понимаете.

— Что, если я принесу вам чашечку?

— Это было бы очень любезно с вашей стороны. — Мардж облегченно вздохнула. Доставить ее сюда было не так уж просто, и теперь она предпочитала не разлучаться с креслом, куда ее посадили.

— Отлично, — сказала Хоксквилл. Она последовала за остальными, но задержалась у стола, где Софи, подперев ладонями щеки, то ли с печалью, то ли с удивлением созерцала карты. — Софи, — позвала она.

— Что, если это слишком далеко? — В обращенном на Хоксквилл взгляде Софи появился страх. — Если я вообще ошибаюсь?

— Мне этого не кажется. Во всяком случае, если я правильно вас поняла. Ваши слова, конечно, прозвучали необычно, однако нет причин в них сомневаться. — Она тронула Софи за плечо. — Собственно, я сказала бы даже, что в них нет ничего такого уж странного.

— А Лайлак?

— Это было странно. Да.

— Ариэл, не взгляните ли на них? Может, вы увидите что-нибудь полезное, первый шаг…

— Нет. — Хоксквилл отпрянула. — Нет, мне нельзя их трогать. Нет. — В комбинации, которую выложила, а теперь нарушила Софи, не было Шута. — Слишком велико сейчас их значение.

— Не знаю. — Софи лениво выкладывала карты кругом. — Думаю, то есть мне кажется, я дойду скоро до их конца. До конца того, что они могут рассказать. Может, это относится только ко мне. Но я не вижу в них ничего нового. — Она встала и отошла от стола. — Лайлак сравнивала их с путеводителем. Но я не знаю. По мне, так она просто делала вид.

— Делала вид? — Хоксквилл следила за Софи.

— Чтобы поддержать в нас интерес. Надежду.

Хоксквилл перевела взгляд на карты. Подобно кружку, который пыталась выстроить Блоссом, карты, при всем их беспорядке, крепко держались за руки. Конец карт… Она беглым взглядом скользнула по комнате и подала ободряющий знак старой женщине, которая сидела по соседству, но та как будто этого не видела.

Мардж Джунипер в самом деле не видела Хоксквилл, но не из-за слабого зрения или рассеянности. Вняв призыву Софи, она глубоко задумалась о том, как добраться до места, что взять с собой (засушенный цветок, шаль, вышитую теми же самыми цветами, медальон с прядью черных волос, акростих на Валентинов день, в котором за буквами ее имени следовали чувства, от старости выцветшие до сепии и неискренности) и как сэкономить силы до дня отправления.

Ибо Мардж знала, о каком месте говорила Софи. В последнее время память у Мардж ослабела и сделалась неспособной хранить в себе прошлое. Ей не хватало сил, чтобы удерживать под замком мгновения, утра и вечера долгой жизни Мардж; печати были сорваны, и воспоминания выскальзывали, удалялись — из настоящего их уже невозможно было разглядеть. С возрастом память Мардж прохудилась, и она прекрасно понимала, куда лежит ее дорога. В то место, куда, восемьдесят с лишним лет назад или вчера, сбежал Август Дринкуотер; в то место, где осталась она, когда он ушел. Это было место, куда удаляются юные надежды, когда они устаревают или мы перестаем их чувствовать; место, куда уходят начала, когда являются концы, которые и сами потом уходят.

«Летнее солнцестояние», — подумала она и принялась было считать оставшиеся дни и недели, но не смогла вспомнить, какое сейчас время года, и оставила эту затею.

В столовой Хоксквилл набрела на Смоки, который с потерянным видом маячил в углу, словно чувствовал себя неуютно в собственном доме.

— Как вы все это понимаете, мистер Барнабл? — спросила она.

— Что? — Смоки потребовалось время, чтобы сосредоточить внимание на собеседнице. — О, не знаю, что и думать. Никак не понимаю. — Он пожал плечами, не извиняясь, но словно это была позиция, к которой он склонялся, одна сторона вопроса, тогда как многое могло быть сказано и в пользу другой стороны. Смоки отвел взгляд.

— А как дела с моделью? — спросила Хоксквилл, видя, что прежнюю тему следует оставить. — Заработала она у вас?

Этот вопрос тоже, как будто, оказался неуместным. Смоки вздохнул.

— Не работает, — сказал он. — Готова полностью. Но только не работает.

— А в чем трудность?

Смоки сунул руки в карман.

— Трудность в том, — начал он, — что она закольцована…

— Ну да, таковы орбиты планет. Во всяком случае, близки к этому.

— Я не о том. Я имел в виду, что она замкнута сама на себя. Чтобы вращаться, она должна вращаться. Понимаете? Вечное движение. Верьте не верьте, но это вечный двигатель.

— Таковы планеты. Во всяком случае, близки к этому.

— Чего я не могу понять, — начал Смоки, сопровождая свои слова позвякиванием винтиков, шайб, монеток и прочих предметов, лежавших у него в карманах (чем дольше он размышлял, тем больше волновался), — это как человеку вроде Генри Клауда или Харви могла прийти в голову такая дурацкая идея. Вечное движение. Любому известно… — Он взглянул на Хоксквилл. — Кстати, а ваша «оррери»? Как в ней крутятся колесики?

Хоксквилл поставила на буфет две чашки кофе, которые были у нее в руках.

— Ну, наверное, как в вашей. Но моя изображает другие небеса. Во многом она проще…

— Да, но как она движется? Намекните хотя бы. — Он улыбнулся, и Хоксквилл подумалось, что в последнее время ему нечасто приходилось это делать. Она задала себе вопрос, как он попал когда-то в эту семью.