Джон Краули - Маленький, большой

И — на выбор — изобилие дверей, перекрестье коридоров, каждый из которых вел прочь, каждый заканчивался дверью на улицу. Рано наступает вечер, а с ним забывается, какой ход ведет внутрь, а какой наружу.

Выбери дверь, сделай шаг. Из сырой почвы выросли грибы, заполонив собой огражденный стеною сад. У самой земли, в тени растений, тоже огни, дверь в стене открыта, серебряные нити дождя висят над Парком, через который сейчас беспрепятственно проникает взор. Чья это там гуляет собака?

Подобно продолжительным жизням, подошедшим к неизбежному концу, одна за другой перегорели лампы. Остался темный дом, когда-то состоявший из времени, а теперь из погоды, и все труднее его найти, вот уже совсем невозможно, и даже во сне увидеть не так легко, как в ту пору, когда он сиял огнями. Сказки живут дольше, но для этого они должны сделаться всего лишь сказками. Как бы то ни было, произошло это давным-давно; мир, как мы теперь знаем, — такой, каков он есть, и не иной; если и было прежде время ходов, дверей, открытых границ и множества пересечений, то теперь оно прошло. Мир состарился. Даже погода нынче не та, какая нам ясно вспоминается из прошлого; не будет уже ни прежних летних дней, ни таких же белых облаков, ни такой душистой травы, ни тени, такой глубокой и полной обещаний, — всего того, что рисует нам память, что было когда-то давным-давно.

«Я люблю хитрости, люблю обманывать читателей», — сказал Джон Краули в одном из интервью. Именно поэтому задача читателя — самому определить все ловушки, в которые его заманивает писатель, и самому из них выбраться. Это означает, помимо прочего, что при первом чтении нельзя забегать вперед и тем более заглядывать в конец книги! Да и с предлагаемым комментарием лучше знакомиться уже после прочтения романа: самостоятельно опознать явные и скрытые цитаты, многочисленные аллюзии, уловить намеки и связать воедино лейтмотивы — означает проникнуть в самую суть книги; такого удовольствия комментатор лишать не вправе.

Некоторые предуведомления, однако, необходимы.

Роман, написанный в 1969—1978 годах, увидел свет в сентябре 1981 года, по воле редакторов лишившись второй половины заглавия: «Маленький, большой, или Парламент фейри » (полностью двойное название приводилось на странице с оглавлением). Издательство «Бантам» позиционировало роман как «серьезную» литературу, а слово «фейри» для многих читателей — слишком явное указание на то, что перед ними фэнтези. Однако без фейри все же не обойтись, и следует напомнить читателю, кто они такие.

«Fairy» есть «общее наименование сверхъестественных существ… в фольклоре германских и кельтских народов, прежде всего — шотландцев, ирландцев и валлийцев». [55]Термин этот восходит к французскому «faerie» (чары) и распространился в Англии в XIII веке.

Как мы узнаем уже из первой главы романа, все события, происходящие с героями, да и с миром, суть части некой Повести (Tale). Даже Смоки Барнабл, не верящий в фейри, понимает, что он вошел в волшебную сказку («fairy-tale» — буквально «повесть о фейри», «повесть фейри»).

Краули сделал с традиционными волшебными сказками примерно то же, что Толкин — с мифологией Северной Европы: он создал некий архетип сказки, пра-сказку, к которой восходят все прочие (это во-первых) и которая основана на древнейших мифологических образах (это во-вторых). Автор «Сильмариллиона» и «Властелина Колец» боролся с шекспировско-викторианской традицией изображения эльфов как маленьких существ с крылышками; Краули, вопреки Толкину, этой традиции следует, хотя и радикально ее преображает.

Традиционные сказочные (и мифологические) мотивы романа не оговариваются в комментариях, если Краули дает отсылку к «сказочности» как таковой, а не к конкретному тексту. Эльфийское золото, попав в наш мир, превращается в сухую листву; человек, лизнув рыбью кровь, начинает понимать язык зверей и птиц; Песочный человек насыпает детям в глаза песок, чтобы они быстрее заснули; фейри похищают ребенка, оставляя взамен его двойника; три мойры вершат судьбы людей; перевозчик на пароме отвозит души в мир иной… Все это — базовые знания для любого носителя английского языка; полагаем, что и русскому читателю эти образы знакомы.

Со сказочным миром все мы знакомимся еще в детстве, не без помощи сборника детских стихов «Песни Матушки Гусыни». Не случайно Льюис Кэрролл так охотно прибегал к цитатам из этой книги: ее общеизвестность становится залогом достоверности всего, что в ней написано, по крайней мере для детей.

Краули «реконструирует» мир, который стоит за детскими стихами. Эпиграф к третьей главе книги первой — знаменитое четверостишие о старушке, которая жила под холмом. Больше ничего о ней мы не знаем — не знаем даже, жива она или нет. Здесь опять приходится вспомнить Толкина: Профессор создал сюжет «Хоббита», воскрешая возможный эпос, из которого до наших дней дошел только список карликов в «Старшей Эдде»; Краули, по сути, использует тот же метод. Иные западные читатели полагают, что миссис Андерхилл — та самая старушка из-под холма — и есть Матушка Гусыня, рассказчица великих Повестей (на обложках ее часто рисуют старушкой в кресле). Поскольку о легендарной Матушке знаем лишь то, что она летает верхом на гусаке (миссис Андерхилл — на аисте), такое сопоставление кажется нам возможным, но не до конца убедительным.

Краули также обнажает «реальную» основу ряда классических английских и, в меньшей степени, американских сказок; все замеченные нами случаи откомментированы. [56]

В становлении замысла романа не меньшую роль, чем сказки, сыграли классические иллюстрации к ним. Впоследствии писатель говорил, что вдохновлялся рисунками английского художника Артура Ракема (1867—1939), проиллюстрировавшего «Матушку Гусыню», «Питера Пэна», «Алису», «Сон в летнюю ночь», «Золото Рейна», «Смерть Артура», «Золушку» и множество других книг. «Смогу ли я сделать ракемовских фей убедительными, чудесными, странными — и обрисовать достаточно ярко, чтобы они не казались банальными?» — так Краули определил один из импульсов к созданию «Маленького, большого».

Фейри в романе Краули — не только фольклорного, но и литературного происхождения. Их малый рост, способность (и желание) манипулировать судьбами людей, неуемная проказливость, за которой стоят вполне серьезные намерения, склонность к превращениям, похищениям и подменам — все эти черты восходят к шекспировской комедии «Сон в летнюю ночь», мотивы которой пронизывают книгу от первой до последней страницы.

Два персонажа романа носят имя эльфийского короля — Оберон. Однако Краули использует французский, а не английский вариант: Auberon вместо Оberon . Возлюбленную Оберона Барнабла в детстве прозвали Титанией; ее тезка — королева эльфов, жена Оберона. Эта царственная пара находится в центре событий шекспировской комедии.