Дмитрий Казаков - Солнце цвета меда

– К берегу! – рявкнул Ивар. – Кари, прикрываешь рулевого! Остальные к оружию! Одину слава!

– Одину слава! – крикнули вроде недружно, но боевой клич успокоил. Стрелы, в первые мгновения сразившие нескольких воинов, теперь лишь бессильно скрежетали о щиты. Когда берег оказался рядом, викинги сами стали прыгать через борт. Зазвенела сталь и выше, там, где до суши почти доковылял струг Лычко. Точнее, Развалился на куски в двух шагах от берега. Тиверцы с ревом устремились к деревьям.

Ивар спрыгнул на землю, стрела свистнула рядом, сорвав клок волос на виске. Конунг мягко спружинил ногами, перекатился, перед ним выросли сразу двое воинов в легких кожаных доспехах. Сквозь прорези шлемов блестели злобные глаза, руки сжимали небольшие овальные щиты и длинные, тяжелые мечи.

Ивар одним неуловимым движением отразил оба удара и тут же атаковал сам. Клинок его, легко прорезав щит и доспехи, углубился в мягкую плоть. Один из напавших воинов с криком отпрянул, из зияющей раны хлестала кровь, второй попробовал уклониться от удара, но неловко зацепился за кочку, замахал руками… И голова в шлеме покатилась в сторону, а потом остановилась, упершись обрубком шеи в муравьиную кучу.

Вылетевший из глубины леса топор саданул Ивара обухом с такой силой, будто в лоб ему лягнула копытом лошадь. В глазах потемнело… Очнулся конунг, стоя на четвереньках, во рту был привкус крови, перед глазами плавали клочья тумана.

Прямо на Ивара, оскалившись, мчался коренастый ратник в подпоясанной длинной кольчуге. Конунг попытался подняться, но руки и ноги подламывались, силы было меньше, чем в высохших прутьях.

Откуда-то сбоку выскочил Сигфред, перехватил занесенную руку с топором. Лицо коренастого исказилось, он что-то выкрикнул. Затрещал кустарник, из леса один за другим выскакивали одинаковые, как гороховые стручки, воины.

Сигфред отшвырнул от себя противника, завыл. Берсерка била дрожь, с губ летели клочья пены.

– Конунга бьют! – крикнул кто-то в стороне.

Ивар вновь провалился в беспамятство, а когда очухался, то вокруг были только ноги. В грязных, чиненых сапогах, они яростно топтали траву, месили грязь, а сверху доносился беспрерывный звон От него болезненно ныло в ушах.

Ивар сцепил зубы: стыдно для конунга, стоять вот так, в позе гордого хищника, когда его дружинники рубятся с врагами. Он из последних сил поставил на ноги свое отяжелевшее, словно мешок с рыбой, тело.

– Пустите… – Вместо крика получился хрип. – Я сейчас!.. Я им!..

Но схватка уже заканчивалась. Среди деревьев мелькали быстро удаляющиеся спины. Налетчики, получив отпор и оставив на берегу лесной речушки немало трупов, предпочли дать деру.

– Ты как, конунг? – участливо пробасил Кари. Из его глаз уже испарился багрянец боевого бешенства, они вновь были синими, точно сапфиры из короны императоров Миклагарда.

– Нормально, – ответил Ивар, щупая лоб. Там вздувался громадный синяк, далеко не первый, полученный на гостеприимной земле Гардарики. – Что с потерями?

– Эриля уперли… – растерянно сказал Нерейд.

– Что? – В первое мгновение Ивар не поверил ушам, а потом ощутил, как изнутри поднимается мороз бешенства. – Как вы могли допустить такое?

– Он же выложился весь, струг спасая, и сам защищаться не мог, – пояснил Эйрик. Рукав кольчуги у него был распорот, по руке стекала кровь и капала на зеленую росистую траву – А мы все на тебя отвлеклись. Я только гляжу, а его уже тащат. Ринулся было вдогонку, да куда там – стеной встали…

Только неясно, зачем им эриль? – недоуменно спросил Нерейд. – Он же не красна девица, чего его похищать?

– Зачем-то нужен. – Ивар ощутил, как у него иссякли силы. Хотелось сесть, просто привалиться спиной к дереву и не думать ни о чем. – Ладно, там разберемся. Сколько погибших?

Убитых оказалось пятеро. Струг, наполовину затопленный, лежал около самого берега, нос его торчал из воды, словно морда тюленя.

– Вытаскивайте груз, – велел Ивар. – Эйрик, проследи и выстави стражу. Я пойду узнаю, что у Лычко.

Тиверцы от нападения пострадали еще больше, чем викинги. Струг развалился на части, и спасти то, что было в нем, смог бы разве что водяной. Погибших оказалось, чуть ли не с десяток.

– Кривичи, – с отвращением сказал Лычко, сидящий на корточках возле одного из трупов.

– Кто? – не понял Ивар.

– Одно из кривичских племен, – пояснил Лычко, поднимаясь на ноги. Лицо его было красное, злое. – По щиту и шлему видно. Да и из луков так метко только они стреляют. От этого и название пошло – один глаз прищуривают, когда целятся.

– Это все интересно, – Ивар не оценил новых знаний, – но зачем они нашего эриля умыкнули?

– Эриля? – Лычко наморщил лоб, лицо его украсила недоверчивая ухмылка. – Это Ингьяльда? Надо же, я слышал, что в этих местах какой-то князь-колдун завелся, да не верил… А так похоже, что правда…

– Что за князь? Всех кривичей?

– Нет, местный, – пояснил Лычко. – Кривичи, как и словене, и тиверцы, – громадные союзы, в каждый входит несколько десятков разных племен. У каждого свой князь, свои воины, объединяются только ради того, чтобы отбить врагов или самим напасть на соседей…

– Это как? – Подобное звучало дико, как если бы жители Трандхейма пошли войной на обитателей Уппленда. Да, и в Северных Землях случались свары между конунгами, но они решались схваткой дружин.

– А так просто. – Голос Лычко стал грустным. – Если бы мы, славяне, объединились, то завоевали бы весь мир, дошли бы до Царьграда и Багдада… Но вместо этого рвем друг другу глотки, словно бешеные волки – чужаков нетерпим, но соседей ненавидим люто. Кривичи воюют со словенами, для вятича нет более лютого врага, чем северянин, а поляне спят и видят, как будут жечь дома тиверцев, мять их жен, уводить в полон детей… И внутри многих союзов кипят кровавые свары: решают, кому быть главным племенем, чей князь сильнее!

– И у вас так же?

– Нет, у нас на юге Степь, с ней можно бороться только объединившись. – Лицо русича потемнело от злости. – Да и Бузислав не дает воли, смутьянов давно перевешал на потеху воронам! А здесь каждый хозяин лесного угла мнит себя светлейшим князем…

– Как тот, кто спер нашего эриля? – Ивар в изумлении крутил головой. Что ни земля – свои нравы. В Бретланде рыцари расшибают лбы и доспехи ради женских платков, в царстве песка, что лежит далеко на юге, не пьют хмельного, а здесь, среди леса, такого дикого, что и медведь заблудится, сражаются не на жизнь, а насмерть только из-за того, что живут рядом.

– Да, – кивнул Лычко. – Зорян, подойди. Расскажи, что ты слышал о князе Ярополке…

Высокий воин с пышными пшеничными усами отделился от прочих дружинников. В его синих глазах стояла горечь – явно потерял в бою друга.