Вера Камша - Башня ярости. Книга 2. Всходы Ветра

Это был не бой, а избиение, но после Гразы Луи Трюэль растерял последнюю сентиментальность. Меч графа поднялся и опустился, разрубая удирающих врагов, еще двое пытались прошмыгнуть к лесу, и Луи бросил на них Браво. Одного жеребец сбил грудью, второй удостоился удара копытами. Луи огляделся в поисках новых противников, но их не было. Слева несколько «Серебряных» добивали кучку билланцев, справа Ежи стряхивал кровь с сабли.

– С этими кончено, – весело крикнул принц.

Луи кивнул, здесь и впрямь больше нечего делать, если кто и удрал, он это уже сделал. «Серебряные» собрались вместе столь же стремительно, как до этого рассеялись. Потные, разгоряченные, залитые чужой кровью, они смеялись и шутили, как испокон веков смеются и шутят победители.

– Хватит, – осадил подданных Ежи, – сделали четверть дела и рады? Хватит ржать, лучше сбрую проверьте и вперед.

Стах Тонда во всем винил себя, что не мешало ему работать мечом за троих. Он попался первым и потащил за собой остальных, а теперь ничего не поделаешь, приходится умирать. Но так, чтобы эти гады запомнили на всю жизнь! Дан знаменный потерял коня еще в начале стычки и теперь, стоя во главе небольшого клина, образованного спешенными рыцарями, мерно взмахивал чужой алебардой. В голове у Стаха осталось всего три мысли: он во всем виноват, отступать некуда, надо свою жизнь продать подороже. Смотреть по сторонам и тем более оглядываться было некогда.

Гоблины наседали, и это были не те враги, от которых можно отворачиваться. Весь мир сузился до клочка залитой пока еще чужой кровью земли. Северяне наступали умело, не зарывались, держали строй, предпочитая проиграть во времени, но добиться полного успеха. Таянцам изрядно мешали уставшие, очумевшие кони, то и дело норовившие ослушаться всадников, а потерявшие наездников и вовсе усугубляли сумятицу. Очень трудно отбиваться от врага, зная, что можешь получить в спину копытом.

Тонда удачно перерубил древко гоблинской алебарды, а потом достал и ее хозяина, на место упавшего горца тут же заступил новый. Сзади раздалось отчаянное ржание, и оставшийся без всадника вороной дрыгант, не разбирая своих и чужих, попробовал вырваться из кровавой каши. Что с ним случилось дальше, Стах не видел, так как гоблины вновь пошли вперед, и таянцам пришлось отступить сначала на шаг, потом на два, потом на три... Рука знаменного онемела, легким не хватало воздуха, нетяжелые в общем-то доспехи стали неподъемными, но он продолжал отбиваться, уже не думая и почти не чувствуя. Шум и крики сзади его не заботили. Чего оглядываться! Все равно умирать! Однако когда его схватили за плечо, Стах обернулся с неожиданной прытью и увидел воина в непривычных доспехах, за которым возвышалось несколько гоблинов с бронзовыми кабаньими мордами на шлемах. Южане! Южане, Проклятый их побери! Но откуда?!

– Дан Тонда, – рыцарь поднял забрало, на Стаха смотрели серые глаза Александра Тагэре, – соберите всех потерявших коней и выводите в лес!

Наверное, Тонда выглядел полным дураком, потому что арциец пояснил:

– Мы к вам прорвались. Выводите людей, остановить гоблинов могут только гоблины. Торопитесь, – Тагэре быстрым движением схватил за повод серого, забрызганного кровью дрыганта (Стах запамятовал, кто на нем сидел утром) и ловко вскочил в седло. – Знаменный, вы – начальник над всеми спешенными. К лесу, живо! И ждать! – арциец рванул узду, и серый послушно повернулся, словно всю жизнь носил на себе именно этого всадника. Стах перевел дыхание и рванулся назад собирать уцелевших.

Он сам не понял, как стал командиром над семью тысячами людей и гоблинов, просто так вышло. Ежи с «Серебряными» умчались захватывать лагерь, а на Луи свалилась пехота, которую нужно было привести туда, куда хотел Сандер. Объяснить вразумительней Гардани не смог, он очень торопился. Черные с серебром доломаны исчезли из глаз, а к Луи подошли три улыбающихся человека и хмурый горец. Все повторилось. Для полного счастья не хватало только долговязого Хайнца с его неизменным «я готов исполнять приказ монсигнора».

А он-то надеялся, что с возвращением Александра все пойдет как прежде. Как же, пойдет оно! Граф Трюэль вздохнул и велел строиться в походный порядок.

Что же имел в виду Сандер? Что?! Нет, с лагерем все понятно, его надо захватить и из него ударить по гоблинам, благо они этого не ждут. Проклятый побери этого Ежи, задрал хвост и ускакал. Из «Серебряных» вроде никто не погиб или почти никто. Пятьсот даже очень хороших всадников против двенадцати тысяч гоблинов?! Ну, пусть не двенадцати – люди Гери знают, как держать меч. Против десяти плюс внезапность... Нет, тут что-то не так. Александр на такой риск не пойдет, но, может, он хотел, чтобы по гоблинам ударили от Вархи? Тогда нужно пройти за кольцом укреплений, выждать, пока Ежи сделает свое дело, и... Вроде все сходится. Кроме одного: гоблинов десять тысяч и они вряд ли забывают поглядывать по сторонам. Допустим, он их отвлечет, а Ежи ударит. Или Ежи начнет, а они подхватят, а горцы? Горцы быстро перестроятся, им даже не нужно прекращать избиение кавалерии и раздадут всем сестрам по серьгам. Вместо одного разгромленного отряда будет три, только и всего.

От вархианской пехоты будет толк, только если сделать то, чего противник не ждет. Он не ждал, что «Серебряные» рванут к Вархе. И он не ждет, что гарнизон Вархи присоединится к армии Анджея! Значит, надо идти вдоль оврага на соединение с королем!

Серый был неплохим конем, даже хорошим, но Сандер чувствовал себя половиной всадника. Саданом не надо было управлять, он сам делал все, что нужно, и даже сверх того, а чужой дрыгант мог только слушаться, и это пусть немного, но отвлекало. Самым же худшим было, что Александр не мог быть сразу в четырех местах. Не мог вместе с Марграчем удерживать натиск северных гоблинов, не мог вместе с Ежи громить билланскую пехоту и занимать вражеский лагерь, не мог выводить ошалевшую от потерь и неудач конницу, не мог командовать снятой с укреплений пехотой!

Проклятый, ну почему ему кажется, что другие глупее, чем он, что они не поймут, сломаются, отступят? Все так просто, что проще и быть не может. Ежи сделает свое дело, по крайней мере, в том, что касается лагеря и тех несчастных четырех тысяч. Хорошо, что с ним напросился Луи. Что не поймет таянец, поймет он. И не только поймет, но и скажет, и заставит себя выслушать. Трюэль может сколько угодно упираться, но он стал полководцем и никуда от этого не денется. Сейчас главное привести в порядок кавалерию. Александр Тагэре склонился с коня к гоблинскому вожаку.