Вера Камша - Башня ярости. Книга 2. Всходы Ветра

Серпьент вернулся на седьмые сутки. Рыжая бабочка размером с молоденького хафаша 19выпорхнула из зарослей цветущей черемухи и с довольным хрюканьем шмякнулась на шею Алко, впрочем, успевший привыкнуть к Крапивнику жеребец не повел и ухом.

– Что бы вы без меня делали?! – осведомилась бабочка, расправляя крылышки.

– Пропали бы, – покорно ответил Рафаэль. Свой отчет Серпьент начинал с этой фразы, и ничего не заставило бы его заговорить, не получив привычную порцию лести.

– Не то слово, – заверила бабочка, принимая человеческий облик, – где моя царка?

– Ты же говорил, что весной тебе ничего не нужно, кроме дождика, – напомнил Кэрна.

– Дождик хорошо, а царка лучше, – нимало не смутился Повелитель Всея Крапивы, – а сегодня я и вовсе заслужил. Плясать бы тебя заставить, да ладно! Знай мою доброту, нашел я твоего короля. Кварту искал, а нашел!

– Нашел?! Где?!

– В болоте! Да не злись ты! В самом деле в болоте. Ну, словом, был он там. И не один.

– Был? А где...

– У ежа на бороде! Ушел он, и Она с ним ушла. Не бойся, он теперь никому не по зубам.

– Она? Ты можешь по-людски рассказать?

– А я что, по-твоему, делаю? Поганые пиесы сочиняю? И где моя царка, кстати?!

– А то ты не знаешь!

– Знаю, но кто-то мне говорил, что шарить по чужим сумкам грех.

– Говорил Николай, я такие глупости не мелю...

– Ладно, – Серпьент вытащил из седельной сумки плоскую фляжку, отвинтил крышку и лихо глотнул, – короче, тут в трясинах нарциссы завелись, отродясь их не было.

– При чем тут нарциссы?

– Ты дурак? – осведомился Крапивник, делая еще один глоток. – Или притворяешься? Нарциссам тут расти не положено, они и не растут, а эти и вовсе раньше гусиным луком были...

– Слушай, не будь ты бессмертным и не посади ты в лужу этого Перше...

– Угу. Не, ты и впрямь не соображаешь? Эти нарциссы раньше БЫЛИ гусиным луком, а их заставили СТАТЬ нарциссами. В том самом месте, где пропал твой король, которого никто найти не мог...

– Нарциссы, – глаза Рафаэля блеснули, – Сандеру каждую осень нарциссы дарили. Это его цветы!

– Врешь! Не может такого быть, – Серпьент глотнул еще раз, видимо, для повышения догадливости, – если Она с ним столько лет возится, как этот ваш пЕршЕвец, проешь его гусеница, на трон уселся? Ей такого прихлопнуть проще, чем мне голый зад прижечь!

– Что за Она?!

– Она – это Она. А твой король при ней, потому как больше ему деться некуда.

– Где он?!

– Спроси что полегче. Были тут и ушли. Куда – не знаю, зимой это было, мои все спали, никто ничего не слышал... Вот что осенью случилось, они помнят. Пришла Она, с ней были раненый и конь. Конь точно ваш. Большой, белый, грива и хвост черные. Знал бы ты, как трудно из этого сена, проешь его гусеница, что-то вытащить! Всякий раз с ним сливаться приходится, такое точно запить нужно!

Нарциссы – те только Ее запомнили, еще бы не запомнить, если Она с ними такое учудила. Ты б тоже запомнил, если б из тебя Яфе сделали! Чужая Она и своя, это я точно тебе говорю...

– Значит, Сандер жив и с ним друг... А куда они пошли?!

– Говорю тебе, не знаю. Зимой ушли, а если Она не захочет, чтоб их нашли, их никто не найдет. Даже я!

– Серпьент, ты мне покажешь, где они жили?

– А на кой? – Серпьент допил царку и озадаченно глянул на опустевшую фляжку.

– Может, я там что-то пойму.

– Ты? Не смеши меня. Ну да ладно, – сменил гнев на милость Серпьент, – проведу. Утонешь, сам виноват...

Никогда ни одной из своих побед он так не радовался, да и чему было радоваться? Разгрому Рауля и его смерти? Убийству несчастного принца Гаэльзского? Захват Кер-Септима отравили слова Саброна о предательстве и отступничестве Филиппа, а эскотские и фронтерские кампании были слишком простыми. Он знал, что выиграет для брата эти войны, и думал сначала о мунтских предателях, потом о своей беде. Ему некогда было радоваться, и, только потеряв все, кроме жизни, он научился жить. Раньше корона Александра Тагэре тяготила, теперь он хотел ее вернуть. Раньше он боялся любить, теперь гордился своей любовью. Раньше его победы так или иначе отдавали горечью, теперь он разбил тех, кто не достоин ни жалости, ни сочувствия. И каждый его успех – это шаг к Арции. Покончив со старыми врагами, таянцы пойдут с ним на запад.

Подошли гоблины. Огромные, сильные, залитые своей и чужой кровью. Как мало их осталось! Полторы тысячи из четырех и еще сотни три из тех, кто сторожил Варху. Но северян погибло вчетверо больше, их армии больше нет, путь к Биллане и Тарске открыт.

В руках Марграча мерцал жутковатого вида ятаган с белой рукояткой. Горец преклонил колено, протянув оружие Александру. Марграч знал и человеческий язык, но момент требовал ритуальных фраз. «Вепрь» говорил, Ежи переводил.

– Вожди Юга просят потомка Инты принять знак его победы.

Александр сделал шаг вперед. Подхватившая Последнего из Королей сила не отпускала, просияв глазами и вызвав ответные улыбки на смуглых суровых лицах, младший сын Шарло Тагэре вытянул вперед руку, словно отклоняя дар.

– Я благодарю воинов Корбута за то, что они сотворили невозможное. Те, кто погиб, не должны быть забыты, но этот меч слишком долго служил злу, чтобы оставить его на земле. Нужно бросить его в пламя Вархи, чтобы он исчез. Чтобы исчезла страна, живущая чужой кровью. Нельзя останавливаться. Мы пойдем на северо-восток и покончим с бледным злом еще до зимы!

Сандер поймал на себе одобрительно-восхищенный взгляд гоблинского вождя. Он не первый год водил войска и знал, что это означает: горцы признали за ним право приказывать уже не по праву крови, а по праву войны. Они поверили именно ему, Александру Тагэре, его делу и его слову. Он привел их к победе, а затем сказал то, что они жаждали услышать. Теперь они не успокоятся, пока не сокрушат врага.

Гоблины готовы были выступать немедленно, люди устали больше, но в том, что победу нельзя упускать, не сомневался никто. Александр с силой сжал поводья Садана. Эту осень он проведет здесь, но следующую встретит в Мунте. Есть войны, которые нужно доводить до конца, и есть враги, которых можно только убивать. Он сказал и это, и раздавшийся по полю одобрительный рев подтвердил: да, это именно такая война. В Таяне, в Тарре нет места для Ройгу и тех, кто жаждет вернуть древней твари жизнь, отнимая ее у других. Если что-то и есть святого в этом мире, то это Жизнь – не существование, не прозябание, а Жизнь – и за нее нужно и должно драться!

Ангес был моложе своего двойника и странным образом напоминал сразу и Рене Арроя, и Шарло Тагэре, и его сероглазого сына, хоть и не походил ни на одного из них. Воин не ослеплял, не подавлял мощью, его появление не сопровождалось громами и молниями, на нем даже не было доспехов, но лльяма тихонько отползла от скалы за спину Рамиэрля и припала к земле, вытянув «морду» в сторону пришельца, а тот... Эльфы даже не поняли, как бог оказался рядом с ними, ведь мгновение назад он был на скале.