Вера Камша - Башня ярости. Книга 2. Всходы Ветра

– Нам в ту сторону, – твердо сказал Роман, ничего не объясняя. Его спутники не ответили, просто последовали за своим вожаком.

Трое быстро шагали по сухой, растрескавшейся глине, словно по чудовищному мозаичному полу. Лльяма рыскала впереди, и ее присутствие как-то успокаивало. Луна лениво взбиралась на небосклон, став круглой, но не утратив чудовищного оранжевого цвета. Все молчали, этот мир, названия которого никто не знал, и впрямь был страшней Светозарного со всеми его вулканами, а что чувствовал родившийся в благодатной Луциане Аддари, Нэо мог лишь гадать.

Пойманная Рамиэрлем ниточка не становилась осязаемее, но успела его измучить, эта Сила, в отличие от Тьмы и Бездны, была отвратительна самой его природе, но эльф цепко держал бесконечный, жгучий волос. Что было по сторонам и было ли, он не видел. Луна ушла, беззвездное небо стало светлеть, видимо, в той стороне был восток.

– Остановимся, – бросил Нэо.

– Мы еще не устали, – Аддари невесело улыбнулся.

– Ты нам хочешь что-то сказать? – Норгэрель явно не горел желанием узнать историю земли, по которой шел. Лльяма почуяла, что ее друзья остановились, и вернулась.

– Скоро рассвет, – грустно сказал Рамиэрль, глядя в огненные глаза, – мне до сих пор это кажется бредом, но это не бред. Я уже говорил, что этот мир пал под тяжестью собственного зла. Те, кто был достоин спасения, были спасены, вернее, были спасены и упокоены их души.

– Что ты имеешь в виду?

– Не знаю, Аддари, и Ангес не знает. Это за пределами понимания тех, кто живет в борьбе и движении. Но дело не в спасенных, а в других, признанных недостойными. Они до сих пор привязаны к этому миру. С каждым восходом начинается их последний день, в полдень приходит Судия и до заката вершит Последний Суд, отделяя грешников от искупивших свои грехи. Сначала судят живых, затем – умерших. На закате изливается огненный дождь и льет до полуночи, выжигая все живое; то, что творится с полуночи до рассвета, мы видели. Нам придется идти сквозь тени гибнущего мира, мы увидим все, но ничего не сможем сделать, потому что это – прошлое. Нашим телам ничего не грозит, но за наш разум Воин опасается.

– Прости, – Аддари быстрым, нервным жестом пригладил волосы, – но зачем все это? Праведных вывели, грешных сожгли, это был конец, после которого должно что-то начаться. Ты говорил про улитку на развалинах Светозарного, это я понял, но...

– Зачем? – перебил Роман. – Затем, что благие судьи даруют грешникам возможность покаяться и заслужить прощение, вот их и воскрешают каждый день, чтобы вновь осудить и вновь сжечь. И каждый новый приговор делает прощение все менее вероятным, но судьи не теряют надежды, и этой надежде не видно конца!

– А они помнят, что это уже было?

– Нет! И суд, и приговор, и казнь – все это, как в первый раз.

– И ты называешь судей благими? – Аддари странным образом стал похож на бунтовщика Альмика.

– Мы здесь не для того, чтобы судить судий, и мы не можем ничего изменить. Мы должны найти дорогу, по которой отсюда удрала та тварь, что губит Тарру, а потом и ее саму! Солнце вот-вот поднимется, нам придется идти сквозь прошлую смерть, может быть, вы закроете глаза, а я вас поведу?

– Мы пойдем с открытыми глазами, – мягко сказал Норгэрель, – мы видим, что ты сильнее нас, что ты меняешься, но это не значит, что вся боль должна падать на твои плечи.

Итак, он оказался прав. Ифранцы рассчитывают на мосты Кер-Женевьев и уверены, что Мальвани засел в Краколлье. Оттуда до Кер-Женевьев кварта пути, даже поняв, в чем дело, не догнать. Сезар вновь вернулся к мысли, что было бы, не получи он письма из Ифраны. Дал бы он себя обмануть или догадался? Аршо-Жуай – лучший ифранский полководец, за что его и терпят, хотя и Паучиха, и Вардо Ипполита недолюбливают. Он слишком воин, чтобы нравиться интриганам, надо полагать, маршал испытывает к Паучихе не менее теплые чувства, но служит не за страх, а за совесть. Нельзя забывать, что он был под Гразой, значит, ему полностью доверяют...

Мирийцы доносят, что ифранцы к вечеру подойдут к Кер-Женевьев. Диего молодец, он обогнал ползущего Аршо и с помощью гарнизона и местных ополченцев разрушил знаменитые мосты. Мосты было жалко, но, с другой стороны, пока с Ифраной война, они не нужны, а отстроить их не так уж и сложно. Главное – врытые в дно реки гранитные быки, а настилы и подвесные цепи дело наживное.

Сделав свое дело, Диего растворился в прибрежных холмах. Бедняга совсем извелся, следя за врагом и не имея возможности его укусить. Ничего, после Кер-Женевьев пост кончается, и Артьенде сможет дарить ифранцам цветы, пусть нюхают и наслаждаются. Сезар Мальвани невольно усмехнулся, вспомнив своего отчаянного союзника. Диего не удержался и прошлой ночью сам переплыл Ньер, дабы поведать о своих планах. Он не был байланте, это, несомненно, облегчало участь быков, но мало чем могло помочь людям, оказавшимся на пути молодого мирийца. Такой будет драться до последнего, даже если останется один. Мальвани взглянул на ту сторону Ньера – ифранцы скоро появятся и удивятся, а через кварту первая армия набросится на Краколлье, поняв, что лагерь почти пуст. Ополченцев Паже распустит, и ищи ветра в поле, а вот арцийцы. Он предупредил Андре, что тот нужен ему живым, но, похоже, бедняга простит себя, только умирая.

– Монсигнор, – виконт Серж Тирован с обожанием взглянул на герцога. Точно так же он смотрел на его отца, – письмо из Лиарэ...

Марта писала, что в городе все в порядке. К дарнийским кораблям в проливе привыкли. Они мешают рыбакам выходить в море, так что рыбы стало заметно меньше, но всего остального у осажденных вдосталь. Впрочем, осажденными они себя не считают, так как со стороны суши все в порядке. Арно Монтрагэ учит ополченцев владеть оружием, и это очень забавно. Горожане настроены весьма решительно, про ифранских «пауков» и дарнийских наемников сочинили множество хулительных песен, которые и распевают на набережных, особенно, когда ветер дует в сторону моря. Его письма Марта получает и очень надеется, что в следующем будут хорошие новости, потому что маршалу Аршо-Жуаю под стенами Лиарэ делать нечего.

Герцог усмехнулся. Маршалу Аршо-Жуаю нечего делать не только под стенами Лиарэ, но и вообще в Оргонде, но объяснить ему это можно лишь одним способом.

Крыса была старой и опытной. Она знала, что люди не только источник пищи, но и смертельная опасность, а прислуживающие им мяукающие и лающие твари еще хуже. За свою, по крысиным меркам, долгую и успешную жизнь серая бестия вырастила не одну дюжину крысят, изгрызла десятки мешков с крупой и избежала сотен ловушек, и все потому, что была осторожна. Она избегала покидать подвалы, а если поднималась в кухню, то лишь ночам и да и то изредка, так как там обитало несколько отвратительных котов, а ни сыр, ни ветчина не стоят того, чтобы из-за них рисковать жизнью.