Вера Камша - Башня ярости. Книга 2. Всходы Ветра

Вечером Мария набросила плотный плащ и отправилась на улицу Цветочниц. Она прекрасно знала, что произойдет, но клин вышибают клином. Странно, что Хозе и Бекко – земляки, хотя Бекко и постарше. Мирия – маленькая страна, возможно, они даже из одного города, но ре Бейра – нобиль, а Хозе – авантюрист. Авантюрист и наглец, воспользовавшийся ее глупостью. Любопытно, почему он так ненавидит циалианок, хотя кто их любит? Люди всегда ненавидят сильных, она согласна на ненависть в обмен на силу и власть, но власть мирскую. Маргарита Тагэре должна взойти на трон предков, цель поставлена, а средство она отыщет.

Проще всего признаться во всем Анастазии, но расстаться со своей тайной означает из игрока превратиться в игрушку, в племенную кобылу, как Элеонора Вилльо. Если терпеть такого слизняка, как Пьер, так лишь для того, чтоб, родив наследника, пойти по стопам Иволги, но Нора способна только хныкать и расставлять ноги. Маргариту аж передернуло – после ландейского приключения отвращение сестры-наперсницы к Тартю стало чуть ли не осязаемым, но она дождется, пока мириец расплатится с долгами.

Улица Цветочниц оказалась совсем небольшой. Харчевню Мария увидела сразу – пузатый, гостеприимный дом за низким забором; перед домом – цветничок, посредине которого торчит выкрашенная в зеленый цвет телега. Молодая женщина воровато оглянулась и вошла. В общем зале сидело несколько мещан, а у стойки протирал кружки пожилой человек в зеленом фартуке и зеленых же нарукавниках. Мария сказала, что ее ждут, и хозяин равнодушно приоткрыл маленькую дверь за стойкой. Девушка поднялась по узкой скрипучей лестнице. Бекко услышал и распахнул дверь.

Принцесса рода Тагэре шагнула в низкую опрятную комнату с широкой кроватью и придвинутым к ней столиком, на котором стояло вино. Ре Бейра без лишних слов снял с нее плащ, рывком поднял гостью на руки и бросил на постель лицом вниз. Мария попробовала перевернуться, ей не позволили. Бекко был сильным, умелым и прекрасно знал, чего хочет. Второй раз он взял ее обнаженной, заставив долго и медленно раздеваться, а в третий раз вынудил его просить, и она бесстыдно умоляла, забыв обо всем, даже о том, чьей дочерью была.

Ночь пролетела быстро и не так уж плохо, но лошади на цветущем лугу в этот раз Маргарите не снились, может быть, потому, что она пришла к Бекко трезвой, думая не о смерти, а о троне.

Мириец ушел первым, оставив в ее полном распоряжении комнату и сказав, что будет ждать здесь же ровно через кварту. Маргарита гордо промолчала, но Бекко и не ждал ответа. Он отвесил глубокий, церемониальный поклон, громко рассмеялся и исчез. Мария допила оставшееся в ее кубке вино и потянулась к платью. Оно было измято, но не слишком сильно, зато волосы... Молодая женщина с непонятно откуда взявшейся злостью принялась за спутанные пряди. В Мирии волосы у женщин черные и жесткие, с ними легче, а она – блондинка. Проклятый бы побрал этого Хозе... Хозе? Он-то тут при чем? Мария отбросила гребень и закусила губу.

В дверь постучали. Пожилая служанка принесла горячую воду и предложила свои услуги. Руки у нее были опытными и равнодушными, как и у Бекко Покончив с работой, старуха спросила, что подавать на завтрак. Похоже, они знают ре Бейру не первый год, но для них он сигнор Роберто. Интересно, сколько женщин побывало в этой комнате до нее и многие ли носили белое покрывало? Бекко любит одну, а спит с десятками. Маргарита Тагэре – одна из многих любовниц мирийского прознатчика! Слава святой Циале, он у нее тоже не первый, хотя Хозе ничем не лучше.

Маргарита позавтракала, накинула плащ и вышла из гостиницы. Город просыпался, высунувшаяся из окна служанка торговалась с зеленщиком, на углу бранились две толстухи, к воротам пекарни подъехала повозка с мукой.

Законная дочь Филиппа Четвертого брела по утреннему Мунту. Через кварту она вернется к Бекко. Будь мириец в нее влюблен, она б с ним не связалась, но она ему нужна не больше, чем он ей. Ре Бейра – умелый любовник и толковый собеседник, но с ним придется держать ухо востро. Бекко помешан на Анастазии и ради ее благосклонности предаст кого угодно. Да и она сама, случись что, не задумываясь, откупится головой любовника. Она – не лебедь и не волчица, а кошка, у нее один долг – перед самой собой.

Так уж вышло, что Луи Трюэля первой встретила я. Граф прискакал глубокой ночью, когда не спали только стражи, кошки с хафашами и ваша покорная слуга. Сандер воевал в краях, почитавшихся моими родными, а я мало-помалу отвыкала от привычек спать, мерзнуть, уставать и так далее, вновь становясь тем странным созданием, которое из меня слепили судьба и милая привычка плыть против течения. Ликия могла любить и ждать, Эстель Оскора ждала только боя.

Ночи я чаще всего коротала на Арсенальной башне, то воюя с лезущими в голову глупостями, то пытаясь услышать Ройгу, то следя за летучими мышами, которых в Высоком Замке развелось видимо-невидимо. Они про меня знали, стража – нет.

Одинокого всадника я увидела издали и почти сразу же узнала. Луи был горд и счастлив, радость из него прямо-таки рвалась. Что бы там ни говорили, прочитать чужие мысли без согласия собеседника невозможно, зато совсем нетрудно «подслушать» обуревающие человека чувства.

Я легко сложила «два» и «два». Счастливый Трюэль был вестником победы и никем иным. Сандер и Анджей послали в Гелань именно его, потому что здесь была Беата, но она глубоко спала. Может, ей и снился жених, но просыпаться даненка не собиралась, и я ее разбудила. Внушить девушке непреодолимое желание одеться и выйти, нет, выбежать во двор было проще простого. Я не отказала себе в удовольствии посмотреть на встречу влюбленных, в конце концов, это я ее устроила. Без моей помощи Луи и Беата свиделись бы лишь поздним утром да еще на чужих глазах.

Вышколенные Анджеем стражники по моему наущению нагло пренебрегли своими обязанностями. Они пропустили Луи в замок, не удосужившись ни проводить его до конюшен, не поддержать стремя. Во внутренний двор граф въехал один-одинешенек, и в это время на крыльцо вылетела Беата.

Это было красиво, как в песне. Луи соскочил с коня, они бросились друг к другу и застыли, облитые звездным сиянием. Она то смеялась, то всхлипывала и рассказывала, как что-то ее заставило проснуться и выйти навстречу, он целовал ее волосы и руки, говорил самые правдивые и самые прекрасные слова в мире. Я тихонько, хотя они никогда бы меня не заметили, отступила назад и поднялась к себе.

Утром «разбудившая» меня Ванда восхищенно тараторила, рассказывая о победе и подвигах дана Шандера. Луи и Беата прямо-таки лучились счастьем, впрочем, в этот день в Высоком Замке я заметила только одно злое лицо Разумеется, это была Гражина. Я смотрела на разъяренную, никому не нужную красавицу и тонула в прошлом. За спиной арцийского графа и таянской даненки маячили Клэр и Тина, а Эанке, глядя на них и на меня, исходила ядом. Все повторялось – и любовь, и зависть, и ненависть. Луи и Беата не могли наглядеться друг на друга, а Гражина, по выражению Ванды, только что не кусалась, и ничего хорошего это не обещало. Я не понимала, откуда в таком молодом и, в общем-то, красивом создании столько злости. Беата была слишком счастлива, чтоб обращать внимание на шипение сестры, других это даже забавляло. Других, но не меня, и я начала следить за Беаткой, когда та оставалась одна.