Саша Молох - Клинок Ворона

— Тогда почему ты просто не дождался, пока она окоченеет, и не избавился от тела? — хрипатый все не унимался. — Сжечь — благо в печах и топливе недостатка нет — и развеять прах по ветру...

— Люди чувствуют смерть не хуже нас. Они бы поняли...

— Ты их здорово переоцениваешь. До Крата шестьдесят лиг пустоши по прямой, до патрульных — лёд знает, может еще больше... Ее надо убить, пока она не привела беду.

За дверью раздались шаги, словно кто-то в задумчивости ходил из угла в угол.

— Последние пять лет я провел в замке. Изучал людей так же, как они изучали меня. Знаю их сильные и слабые стороны, знаю предел их возможностей — голос Айса раздался почти рядом с дверью, заставив меня вздрогнуть. — Ровно через час после того, как она умрет, патруль будет здесь. Ты готов рискнуть своим родом ради смерти одного-единственного человека?

Воцарилось молчание. В этой тишине я слышала только бешеные удары своего сердца, столь гром-кис, что мне казалось — этот звук с легкостью пробьет толстые бревна и достигнет ушей оборотней.

— Ты не лжешь, Айс, — тихо сказал хрипатый, — но и всей правды тоже не раскрываешь. Можешь считать меня недалеким вожаком, который предпочитает нападать на одиночек, потому что боится столкнуться лоб в лоб со всей стаей, но я-то знаю, как сильно ты ненавидишь людей. В чем причина того, что человек остался жить? Не начинай заново убеждать меня в том, что ее смерть не осталась бы незамеченной! Уж кто-кто, а ты нашел бы способ провернуть дело тихо и гладко. , .

Айс помедлил с ответом, потом еле слышно проговорил:

— Когда я пришел, ее грели волки.

— Что?!

— Она пробыла на равнине достаточно долго, чтобы обморозиться. То, что она отделалась так легко — заслуга стаи. Они успели отогреть ее. И еще... Они не хотели подпускать меня к ней...

— Да ты рехнулся!

— Ничуть, — даже сквозь стену я почувствовала усмешку в голосе Айса. — Ты просил рассказать почему я не убил сабиру, — последнее слово он выплюнул, как кость, застрявшую в горле. — Дело в ней самой. Она странная, говорит, что пришла из леса, который за пустошью. Оттуда, где черные деревья и три луны в небе. И если она не лжет...

— Лжет. Все. Люди. Одинаковы, — обрезал хрипатый. — Все до единого! И эта ничем не отличается от остальных. Как только она попадет в Крат...

— Когда ты последний раз видел сны, Клеф?

— Не задавай глупых вопросов! Сам прекрасно знаешь, что я перестал видеть сны, как только научился держать в руках кузнечный молот, — хмыкнули за дверью.

— За день до того, как волки нашли человека, мне приснился лес, — Айс говорил медленно, словно припоминая в точности. — Короткое, как вспышка молнии, видение: мертвый лес у подножья Аметистовых гор. Ты должен знать это место. Белые искореженные деревья, ночь и пурга. А еще чья-то фигура — я не успел рассмотреть, кто это был — человек, оборотень или сэт. — Айс выдохнул и продолжил. — Можешь считать меня сумасшедшим, но совпадений слишком много: первый сон за последние десять лет, странное поведение волков, чужак на равнине... Конечно, на собрании рода слово Проклятого ничего не стоит, особенно против слова вожака. Но на твоем месте я бы поостерегся...

— Обойдусь без твоих советов!

— Дело твое, Клеф, — устало согласился Айс, — ты приходил только затем, чтобы получить совет, в котором не нуждаешься, или...

— Или. Скоро прибудет караван. У тебя готово оружие, заказанное бароном?

— Да. Хотя, если в следующий раз привезут такое же железо, как в этот, то ни о какой работе речи не будет. Я не человек, чтобы из ничего выковать меч. Для хорошей работы нужна хорошая сталь...

Несколько секунд я стояла, упершись лбом в заиндевевшие доски сеней — пыталась выровнять дыхание и успокоить ломящееся в ребра сердце. За стенкой спорили о качестве железа и тонкостях ковки. Дальше я слушать не стала. В любой момент Айс или его собеседник могли меня учуять и, честно говоря, не знаю, что произошло бы после. Скорее всего, на этом свете стало бы двумя мертвыми оборотнями больше. Так я еще никогда не злилась.

Стараясь двигаться плавно и осторожно, я медленно начала пятиться к двери, пока не уткнулась спиной в неровные доски. Нащупала ручку, выскользнула на мороз и тихо прикрыла за собой дверь.

Холодный ветер все также мел поземку, в небе переливались звезды, а я стояла, тупо рассматривая лачугу Айса, словно видела ее впервые. После минуты подобной медитации я поняла, что такое времяпрепровождение не самый лучший выход из ситуации. Нужно было что-то делать, но что? Отправиться в Крат? Не думаю, что доберусь туда живой. Прогуляться по равнине в поисках загадочного «патруля», которого так боятся оборотни? Сильно сомневаюсь, что моя удача перевесит теорию вероятности, и мне удастся встретить хоть кого-нибудь живого на этих километрах льда. Вернуться в дом и наорать на Айса? А смысл? Он спас мне жизнь, какие бы мотивы им не двигали. Конечно, я бы предпочла более романтические варианты этой истории: влюбился с первого взгляда в мою посиневшую от холода тушку или признал во мне пропавшую десять лет назад царскую дочку, решил получить вознаграждение, потом влюбился и... Нет, этот вариант уже был. Черт! Обидно осознавать, что тебя спасли не из человеколюбия, милосердия или даже жалости, а просто из-за того, что не нашли способа правильно и безопасно убить.

Решив, что размышлять можно и в более комфортных условиях, я вернулась в остывающую кузню. Пробираться между штабелями железа и завалами инструментов пришлось почти вслепую — горн уже погас, а окон или других источников света здесь предусмотрено не было.

Я прислонилась к еле теплому боку печи и расплакалась. Ревела тщательно и с каким-то мстительным удовольствием. Правда, надолго меня не хватило — запас слез в организме был строго ограничен. Вместо того чтобы рыдать, вцепившись зубами в ворот куртки, нужно было думать. А вместе эти два процесса проистекать не могли.

Распаленная обидой гордость требовала немедленных и решительных действий. Как говорил наш учитель физкультуры, «нагрузка на мышцы разгружает голову». Отыскав в груде инструмента длинный лом, я вышла обратно на холод. Ветер тут же бросил мне в лицо горсть колючего снега.

— И ты туда же, — досадливо поморщившись и протерев глаза рукавом, я отправилась в место, которое оборотни называли шахтой, старательно обходя дом Айса по максимально широкой дуге.

В принципе, настоящей шахтой это считать было сложно: просто череда глубоких ям, каждая примерно два метра в длину и пять в ширину.

На третий день пребывания в деревне я всерьез заинтересовалась вопросом, чем здесь растапливают горны. Ведь кузнечный промысел требует огромных расходов топлива. Леса поблизости не было, следовательно, дрова взять негде, угольных запасов не наблюдалось, однако вонючий дым валил из кузен бесперебойно.