Лиланд Модезитт - Магия Отшельничьего острова

Структурные модели... они существовали и ощущались повсюду. Об этом писалось в книге, этому учили наставники. Формируя крохотные, невидимые глазом ледяные кристаллы, Мастера Отшельничьего в конечном счете изменили климат Фритауна до такой степени, что это привело герцогство к полному упадку.

Люди производят определенные структурные изменения даже непроизвольно. Став подмастерьем Дестрина, я тоже определенным образом повлиял на структуру Фенарда. Добавил гармонии, изменил ход событий... трудно сказать, как именно.

Собираясь прокатиться на лесопилку, осмотреть имеющийся в наличии черный дуб, предназначавшийся для кресел субпрефекта, я прошел через площадь, задержался прикупить печенья, кивнул немногим знакомым и все это время прислушивался, прислушивался и прислушивался.

Небо затягивали высокие серые облака, но день стоял теплый и парило так, что лоб у меня покрылся потом. Поздняя весна все-таки уступала место лету.

Рынок выглядел как всегда — беспорядочно расставленные лотки и тележки с товарами усеивали серую гранитную мостовую. Так будет до вечера, когда люди уйдут, переносные прилавки сложат, площадь выметут, а мусор вывезут прочь.

Префект был умен — или имел умных советников. Полсеребреника в день брали за торговлю с лотка, а принесший товары на спине платил всего лишь медяк. Все входы на площадь охранялись стражами, да и между прилавками постоянно расхаживали вооруженные дубинками блюстители порядка. Владельцы крупных, не умещавшихся на одном лотке партий товара должны были или продавать его хозяевам лавок, или арендовать лавки сами.

В целом торговля велась честно. Мелкие ремесленники получали возможность продавать свои изделия, не давая взяток и не опасаясь грабежа, а префект получал доход. И собирал сведения, поскольку в Фенарде находился один из немногих открытых рынков восточного Кандара, избавленных от наглых и безмерных поборов, так что купцы съезжались туда отовсюду. Правда, поговаривали, будто рынки самодержца еще лучше, но связей с ними у Галлоса почти не было, ибо пограничные посты (так, во всяком случае, считалось) конфисковывали все, что пытались ввезти с юга без дозволения префекта.

Возле фонтана меня окликнула толстуха Матильда, чья туника и выцветшие пурпурные штаны не вмещали выпиравших телес, а узловатые пальцы ног торчали из драных сандалий. Она торговала цветами, которые увядали рядом с ней, не выдерживая ауры хаоса. Людям, тронутым хаосом, лучше не иметь дела с животными и растениями, но Матильда, похоже, и цветы, и домашних зверушек. А больше всего — сплетни.

— Видел ту золоченую карету? Она проехала западными воротами, будто прикатила откуда-то из-за Закатных Отрогов!

— Наверное, какой-то вассал префекта, — предположил я.

— Это навряд ли. Карета ехала под кроваво-красным знаменем, и ее сопровождали два вооруженных стража. Префект не разрешает въезжать в ворота ничьим вооруженным стражам, кроме своих собственных.

— Может, они забыли...

— Решил подшутить над старой Матильдой, да, парнишка?

Я ухмыльнулся:

— Просто сочувствую бедным стражам, которым приходится таскаться повсюду за своим господином. Тут о чем угодно забудешь.

— «Бедные стражи...» Лопни мои штаны! Одна эта карета стоит целого состояния, не говоря уж о впряженных в нее меринах! Великолепная пара! А внутри — я приметила в окошко — сидела женщина под вуалью. Такие вуали делают в Хаморе, и они по карману только дамам из знати. Ну ладно — вуаль, главное другое. Карета-то, примечай, вся из дерева и кожи. Без единого железного гвоздика!

— Ну, — я пожал плечами, — надо думать, какой-то Мастер хаоса решил отдать префекту дань уважения по пути во Фритаун. Туда нынче стекаются все, кому охота основательно подзаработать.

— И опять ты дал маху, — хохотнула Матильда. — Кони-то поставлены в дворцовую конюшню, а карета — на дворцовый каретный двор.

— Но на кой ляд мог потребоваться префекту Белый чародей? — вступила в разговор горшечница, расставлявшая свои кособокие крынки на уступе у фонтана, переставшего работать задолго до моего появления в Фенарде.

— По слухам, все дело в Кифриене... — Матильда перешла на шепот.

Я остановился и, рассматривая самый кривой горшок, купить который мне не пришло бы в голову и в кошмарном сне, переспросил:

— Кифриен? Это где самодержец?

— Вот-вот, — закивала Матильда. — Префект с самодержцем дружбы не водят.

Я кивнул и поставил горшок на место, сообразив, что подбирающийся бочком к фонтану оборванец, тронутый хаосом, скорее всего, — осведомитель префекта.

— Думаешь, самодержец что-то замышляет?

Матильда, тоже заметившая малого в драной одежонке и смекнувшая, что для нищего он подозрительно чист, пожала плечами:

— Кто их поймет, самодержцев да правителей. Не моего ума это дело. Я просто торгую цветами.

— Купил бы у тебя цветочков, да надобно заехать на лесопилку, — промолвил я с деланным сожалением.

— А ты все еще тянешь лямку на того полудохлого столяра? Мог бы уже открыть собственную мастерскую.

— Ну, без него мне бы ничего не добиться. Конечно, когда-нибудь...

— Э, да небось все дело в его золотоволосой дочке. Ах ты шельмец!

Матильда одарила меня лукавым взглядом, горшечница посмотрела на нас так, будто мы спятили, а префектов соглядатай и вовсе пялился в сторону.

Попрощавшись, я двинулся дальше, по направлению к Ярмарочной дороге.

«...лучшая выделанная кожа к западу от Отшельничьего!»

«...всего за полсеребреника... отдам вместе с ножнами...»

«...свежие бататы! Свежие бататы!»

Вытирая лоб коротким рукавом моей рабочей туники, я приметил еще одного оборванного малого. Правда, этот следил не за мной, а за оружейником, и примечал клинки.

«...Тончайшая сталь... гнется и не ломается... перерубит хоть паутину...»

«...Нежнейший хаморианский хлопок... прекрасен в носке... лучшее полотно...»

«...Яблоки, заговоренные яблоки... чары гармонии продержат их свежими всю зиму...»

Торговец фруктами молол, конечно, полную чушь. Возможно, яблоки у него и хорошие, но наложение чар гармонии требует столь основательных усилий, каких ни один Мастер в здравом уме не стал бы прилагать из-за такой ерунды. Чтобы фрукты зимой не портились, достаточно держать их в холодном погребе да время от времени перебирать.

«...Полмедяка за историю, полную удивительных приключений. Песня радости...»

Из-за угла на менестреля поглядывала худощавая женщина. Одета она была в лохмотья, но крепкие мускулы и гладкая кожа не позволяли принять ее за нищенку.

В чем же суть трений с Кифриеном и чего добивается самодержец? Этот вопрос очень меня занимал, но ответа я пока не находил.