Лиланд Модезитт - Инженер магии

Доррин смотрит приказчику в глаза и цедит сквозь зубы:

— Я пришел не к тебе, а к Виллуму. Ступай и доложи.

— Да... я это... сейчас спрошу, — бормочет неожиданно побледневший приказчик и суетливо удаляется в заднюю комнату. Доррин хмурится, гадая, почему некоторые люди так недоброжелательны и почему так пугаются, стоит на них нажать. Если Виллуму эти игрушки не нужны, он их не купит, но взглянуть-то можно. Зачем создавать затруднения на пустом месте?

Купец, появившийся за прилавком из-за темно-зеленой бархатной занавески, держит в руках увесистую дубовую колотушку.

— Какого тебе!.. — сердито начинает он, но тут видит коричневую рубаху под курткой и темный посох в руках. Тон его смягчается: — А, ты ведь тот кузнец, который мастерит игрушки, верно?

— Я самый. Привез показать тебе кое-какие поделки.

— Все в порядке, Роальд, — говорит Виллум работнику. — А ты, приятель... тебя вроде Дортмундом кличут...

— Доррином.

— А ты, Доррин, не обессудь. Времена нынче трудные, грабители вконец обнаглели, вот и приходится держаться настороже. Тогдашнюю твою диковину хорошо приняли в Фенарде, но теперь... — он пожимает плечами. — Сомневаюсь, чтобы у многих нашлись лишние деньги.

— Вот и у меня их нет, — говорит Доррин, поставив сумы на прилавок и открывая левую. — Эти будут попроще.

Виллум осматривает игрушки, потом берет мельницу и заводит.

— Не могу не признать, работа хорошая. Но времена сейчас тяжелые.

— Понимаю. Это значит, тебе, должно быть, нелегко добывать для торговли всякие редкости.

— Шел бы ты в купцы, Доррин, — усмехается Виллум. — Славно торгуешься, у тебя по этой части природный дар.

— Ты мне льстишь, почтеннейший.

— Едва ли. Похоже, ты знаешь, что чего стоит. Говори, сколько ты хочешь. Но имей в виду, насчет трудных времен я не шутил и заплатить много не смогу.

— Много и не запрошу. Думаю, ты сможешь выручить за каждую по полсеребреника, а то и шесть медяков.

— Шесть — это ты загнул. Могу предложить серебреник за все три штуки.

— Мало. Серебреник и два медяка — это еще куда ни шло.

— Три штуки мало. Была бы партия побольше...

— Я могу сделать еще два комплекта. Как тогда насчет трех серебреников с половиной?

— Я бы дал, но... — Виллум пожимает плечами. — Ты же не сможешь смастерить их к завтрашнему дню.

Доррин хитро улыбается, и лавочник качает головой:

— Приятель, только не говори, что они у тебя уже готовы.

— Я тут подумал... — говорит Доррин с кривой усмешкой и, не закончив фразу, достает из второй сумы шесть игрушек.

Виллум осматривает их тщательнейшим образом и удовлетворенно кивает:

— Хорошая работа, парень, просто отменная, — он кашляет. — Роальд, принеси три с половиной.

Приказчик огибает Виллума и, стараясь не смотреть на Доррина, скрывается в задней комнате.

— Возможно, меня заинтересовала бы еще какая-нибудь диковинка, но ближе к весне, — произносит Виллум.

— Можно подумать, — говорит Доррин. Голова его раскалывается, поскольку у него имеются две старые модели, которым не нашлось применения. — Пожалуй, я за это возьмусь.

Боль унимается, но лишь слегка. Не худо, чтобы кто-нибудь торговался за него: торговаться не лукавя нельзя, а для него даже намек на ложь оборачивается сильной болью.

Вернувшийся Роальд передает монеты Виллуму, который кладет их на прилавок. Он по-прежнему держит в руках дубинку, но уже не так хватко.

— Вот твои серебреники, Доррин.

— Спасибо, мастер Виллум.

Роальд отводит от Доррина глаза, а тот, перекинув пустые теперь сумы через плечо, проходит мимо жаркого очага и выходит на холод.

На улице юноша призадумывается. Теперь, раз уж он по-настоящему занялся продажей игрушек, не стоит ли ему последовать совету Квиллера и вступить в Гильдию?

Вздохнув, он поворачивает Меривен в сторону гавани.

В порту Дью всего три причала, и у начала центрального из них находится здание Портового Совета — серое деревянное строение в два этажа. Рядом, в похожем на сарай доме поменьше, располагается Гильдия. Привязав Меривен у дальнего конца перил, юноша бредет по раскисшему снегу ко входу. Если в верхнем Дью снег плотный и скрипит под ногами, то здесь он тает, хотя море задыхается от плавучих льдин. Из-за них причалы пустуют. Пробиваться сквозь льды рискуют лишь самые опытные и отважные капитаны.

Открыв сосновую дверь, Доррин топает ногами, отряхивая налипший снег, и озирается, старясь приноровиться к тусклой лампе. Поскольку ему неизвестно, чего здесь можно ожидать, посох находится при нем.

Седовласый мужчина, забрасывавший уголь в печку, распрямляется и спрашивает:

— Кого ищешь, парнишка?

— Я не знаю. Квиллер сказал, что мне нужно обратиться сюда.

— Квиллер? Чокнутый игрушечник? А зачем он тебя сюда послал?

Закрыв печную заслонку, человек в толстом синем свитере и теплых штанах подходит к Доррину поближе.

— Он сказал, что коли я занят ремеслом, мне надо вступить в Гильдию.

— А кто ты таков?

— Меня зовут Доррин, я подмастерье у Яррла.

— Яррл отродясь не состоял в Гильдии и не может считаться поручителем, — седовласый вздыхает. — И с чего вообще тебе приспичило вступать, коли ты подмастерье?

— Я еще делаю и продаю игрушки.

— Вот как? — голос гильдейского писца звучит резче. — И кому?

— Ну... пока только Виллуму.

— А... тогда все в порядке. Он член Гильдии и... Да, пожалуй, коли он твой покупатель, это можно рассматривать как форму поручительства. Ты правильно сделал, что решил вступить. Ну а игрушки... Я думаю, это низшая ступень, так что ты не разоришься. Четыре медяка в год — пока ты не станешь продавать больше, чем на десять золотых. Тогда, но уже в будущем году, плата составит серебреник.

— Нужно ли мне ставить подпись на пергаменте, господин?

— Какие тут у нас господа? Хастен меня зовут. А ты что, грамотей?

— Не без того. Читать и писать умею.

— Вот те на! Никак не думал, что Яррл из таковских.

— Имеет ли значение то, что я еще и ученик целителя?

— О, так стало быть, ты и есть тот самый.... Мне следовало бы догадаться по посоху. Нет, это значения не имеет. Никакого. Деньги у тебя с собой?

Доррин отсчитывает четыре медяка.

Писец шарит на столе, пока не находит перо и квадратный лист пергамента.

— Так... «Вольный ремесленник До...» Ты знаешь, как точно пишется твое имя? То есть это я чушь сморозил, конечно, знаешь, но продиктуй по буквам.

— Д-О-Р-Р-И-Н.

Юноша еще держит в руках монеты и старается не хмуриться, но его смущает исходящий от писца ощутимый страх. Хастен вручает Доррину документ.

— Это квитанция об уплате в установленном порядке гильдейского взноса.

— Спасибо, Хастен. Я как раз и хотел, чтобы все было сделано в установленном порядке.