Лиланд Модезитт - Инженер магии

— А зачем же, в таком случае, было трогать ее с места?

— Беда в том, — со вздохом говорит юноша, — что я нашел ее у Джардиша, а Джардиш связался с Белыми.

— Только этого не хватало! Сейчас, когда на носу война! И что ты с ним сделал?

— Когда мы расставались, он стоял в подштанниках у колодца и пытался смыть хаос со своей шкуры. Теперь любое соприкосновение с хаосом стало для него невыносимым... Возьми лучше вот это. Все равно вам принес, — Доррин передает Бриду сверток, оказавшийся весьма увесистым.

— Тяжелехонько... Что это такое?

— В том-то и загвоздка, что легче мне сделать не удалось.

Отогнув уголок кожи, Брид видит гладкий черный металл. Чтобы поговорить наедине, друзья уходят в маленькую комнатушку с прямоугольным столом и полудюжиной стульев. Закрыв дверь, Брид разворачивает щит и кладет его на стол.

Доррин садится.

Брид надевает щит на руку, проделывает несколько движений и удовлетворенно кивает.

— Совсем неплохо. Только вот маловат.

— Сделать больше нетрудно, но он будет и тяжелее. Чтобы черное железо могло отражать белый огонь, лист должен быть не тоньше некоего предела. В чем тут фокус, я пока не понял, но решил смастерить эту штуковину для тебя. На пробу.

— Спасибо, — говорит Брид — Я опробую. Но вид у тебя такой, будто ты припас что-то еще.

— Так оно и есть, — отвечает Доррин, указывая на седельные сумы. — Кажется, мне удалось смастерить что-то вроде магического ножа.

— Так ты ведь говорил, что не можешь делать клинки!

— Я и не могу. Но эта штука устроена совсем по-другому.

Доррин открывает суму и выкладывает на стол странный, ни на что не похожий предмет.

— Что это такое?

— Вообще-то модель, — начинает объяснять Доррин, одновременно натягивая проволочку между двумя брусками из черного железа. — Вот такие опоры — я сделал их с рукоятками — ты сможешь закрепить в деревьях или за валунами.

Брид, судя по растерянному выражению лица, не понимает решительно ничего.

Вздохнув, Доррин достает кусок черствого сыра, кладет под проволоку, и с силой разводит бруски в стороны.

Натянувшаяся проволока разрезает сыр на две половинки.

— Попробуй разрезать этот кусок своим ножом, — предлагает Доррин, протягивая Бриду одну из них.

— Нет уж, спасибо, — говорит тот, вертя в руках твердый как камень сыр. — Забавная вещица, но чем она сможет мне помочь?

— Ты же говорил, что войска движутся по дорогам — иначе им не пройти. Установи на дороге такую ловушку и увидишь — проволока рассечет любого, кто на нее наткнется, человека или лошадь. А поскольку она черная, заметить ее очень трудно. В сумерки или в дождь — почти невозможно.

— Ну не знаю... — неуверенно качает головой Брид. — По-моему, в этом есть что-то... какое-то зло.

— Ты не знаешь, — хмыкает Доррин, — Да, пожалуй, ты и вправду не знаешь, чего хочешь. То приходишь и просишь сделать какое-нибудь оружие, а когда тебе его предлагают, кривишь физиономию и толкуешь о зле. Тьма, да любое оружие есть зло! Знаешь, каково мне приходится, когда я использую посох? Ты вот толкуешь о зле в моей модели, а вспомни о Белых! Они мучили Лидрал, но этого мало! Им удалось накрепко связать память о ее муках с моим образом — так связать, что у нее появилась неодолимая потребность меня убить. Заколоть ножом! Они превращают людей в кукол, лишают их воли, а ты толкуешь о зле...

— Лидрал бросилась на тебя с ножом? — недоверчиво переспрашивает Брид.

— Рана заживет, — отвечает Доррин. — Хуже то, что они превращают людей невесть во что, а ты, невесть почему, полагаешь, будто кромсать врага мечом лучше, чем с помощью моей сырорезки!

— Сырорезки?

— Основная идея почерпнута оттуда.

— Мне страшно думать, — говорит Брид, покачивая головой, — что было бы, не окажись ты связанным гармонией.

— Мне было бы легче жить, — вздыхает Доррин. — Так сколько таких ловушек ты сможешь использовать?

— Столько, сколько смогу купить, — отвечает Брид, высыпая на стол два золотых. Доррин делает протестующий жест, но Брид обрывает его. — Бери деньги, и не возражай. Если не хочешь тратить их на личные нужды, пусти на покупку материалов... хоть для тех же «сырорезок». Но прошу тебя, никому, кроме меня и Кадары, о них ни слова. Ни слова!

Доррин понимающе кивает.

Пусть противник считает, что столкнулся с необъяснимой, могущественной магией!

За окном башни моросит холодный дождь. Согревает комнату пляшущий в камине огонь, а освещает настенная масляная лампа

На лбу склонившегося над зеркалом худощавого мага выступают бусинки пота, но в конце концов белые туманы расступаются.

Рыжеволосый кузнец сидит за грубо склоченным столом напротив женщины с каштановыми волосами. Они разговаривают, и кузнец хмурится. Женщина плачет.

Служанка ставит на стол тарелки, но ни он, ни она не поднимают головы.

— Свет! — бормочет Белый маг, когда изображение вновь утопает в дымке. Потом он подходит к письменному столу и смотрит на развернутую карту Спидлара.

Дью находится на приличном расстоянии от Фенарда, Элпарты и даже Клета, и добраться туда не так-то просто. Чародей задумывается о морском пути, но на воде спидларские купцы пока еще сильны. Он сворачивает карту в рулон. В конце концов, можно и подождать.

Пусть зима нынче и долгая, но после зимы всегда приходит весна. Даже в Спидлар.

Три лошади мчатся галопом по извилистой горной дороге. Одна из них без всадника; скачущий на другой Белый страж с трудом удерживается в седле. Его плечо пробито стрелой.

— Видишь, чем это кончилось! — бросает он, когда они останавливаются перед Белым магом.

Глаза Джеслека вспыхивают:

— Идиот! Что ты им сказал?

— То, что было велено. Что их пощадят, если они откроют ворота. Но здоровенный парень, который там командует, заявил, что Аксальт простоял тысячу лет и будет стоять после того, как все мы сдохнем. А потом приказал арбалетчикам стрелять.

Раненому помогают сойти с седла. Волшебница — рыжеволосая женщина — улыбается, глядя, как вокруг Высшего Мага разгорается пламя хаоса.

— Скорее всего, они углядели нас издалека. Приблизиться к ним скрытно нет никакой возможности.

— А нам и не нужно приближаться к стенам, — со смехом откликается Высший Маг. — Значит, они твердят, что могучий Аксальт простоял тысячу лет? Ну что ж, постоял и хватит.

Он подходит к стене каньона и направляет чувства в толщу скальной породы. Проходит несколько мгновений — и дорога под ногами начинает подрагивать.

С повозки, куда уложили раненого, доносится стон. Двое других стражей, переглянувшись, смотрят на сгущающийся вокруг чародея белый туман.